Морская пена

Вирайя спустился и обошел глыбу. Там сидел, втянув голову в плечи, подобрав ноги и кутаясь в овчинный тулуп, долговязый мужчина лет сорока с трубкой во рту. Узкое, костлявое лицо его с глубокими глазницами и провалами щек представляло, по сути, один гигантский нос. ("Избранный из Избранных",- подумалось Вирайе.) Взгляд жгуче-темных глаз терялся за белым склоном, в заснеженных нагромождениях скал. Жидкие черные волосы длиной до плеч, повинуясь ветру, то прилегали к щекам, то открывали широкий лоб и залысины. В худой ширококостной руке, брошенной на острые колени, читалась некая вялость - недостаток жизненных сил. Вирайя успел рассмотреть и табачную желтизну большого пальца, и серый, крупной вязки свитер под тулупом, и мятые белые брюки, заправленные в сапоги с медной пряжкой - а сидящий даже не покосился в его сторону. Время от времени мужчина вынимал трубку изо рта и пускал бледными губами длинную сизую струю.

Человек без знака посвящения, одетый чуть ли не как раб и при этом не обращающий внимания на появление черного адепта,- это было просто невообразимо, мир вывернулся наизнанку! Но, ощутив гнев и досаду, Вирайя в очередной раз решил наказать себя за испорченность, а потому спросил как можно ласковее:

- Прости меня, друг,- не найдешь ли ты, чем перевязать букет?

Наверное, он просто погружен в свои мысли. Может быть, это испытуемый Ордена, постигающий самоуглубление, первые навыки сознательного управления чувствами, а затем - сокровенной жизнью тела? Об этом свидетельствует его худоба и видимая слабость... Кто знает - не длится ли испытание уже многие годы? Вирайя, принятый в Круг только благодаря безумной спешке с убежищем, мало знал о подробностях настоящего посвящения... Вероятно, сейчас глаза аскета станут осмысленными, он обернется на голос, увидит переливчатую черноту и золотой диск - и зароется лицом в камни, умоляя не обращать его в пепел за невнимание...

Обернулся. Удивительным был его взгляд. Казалось, что черные непрозрачные глаза направлены по обе стороны от лица Вирайи, не сходясь в одну точку.

- Можно разорвать платок на полосы, - не слишком внятно сказал носатый.- Ничего более подходящего у меня нет.

Он говорил очень тихо, странно растягивая гласные и спотыкаясь в середине слова. Усилие, нужное для речи, как будто доставляло ему боль. Медлительным, сонным движением он достал из кармана мятый белый платок:

- На, рви!

С полной сумятицей в голове, архитектор принялся отдирать полоску. Кто же перед ним - иерофант? Или просто обезумевший беглый раб? К любопытству Вирайи все еще примешивалось глухое чувство оскорбления. Да, глубоко и быстро вросла в душу сверхчеловеческая спесь черного адепта!

Связав цветы жгутом из неуклюже оторванного полотна, Священный сказал:

- Спасибо, брат,- выручил!

Тут Вирайя вдруг обнаружил, что почему-то робеет перед этим носатым, жидковолосым типом, похожим на внезапно состарившегося подростка. Он спросил почти сурово, чтобы одернуть самого себя:

- А теперь скажи мне, кто ты? Каково твое посвящение?

Сидящий откинул голову, выпустил дым через ноздри:

- Хотел бы я сам узнать - кто я! - Рот его растянулся в кривой ухмылке. - Должно же у меня быть определение? Или само понятие определенности - тоже призрак, как понятия начала и конца?

Это похоже на орденские философствования. Пожалуй, в горах действительно укрылся испытуемый. Он не в силах вернуться в реальный мир, разорвать пелену самовнушенного транса... Имеет ли кто-нибудь, даже Священный, право мешать ему? Священный имеет право на все.

Вирайя выбрал глыбу поудобнее, присел и опять спросил:

- Значит, ты не знаешь, кто ты?

- Я ни в чем не уверен полностью...

- Хорошо, пусть так. Кто твои родители?

- А какое это имеет значение? Они были такие же, как вы все. Только убеждали меня, что я произошел от них.

- А ты не верил?

- Когда-то верил. Очевидно, моя субстанция выходила из предсознательного состояния...

Вирайя спрашивал, не в силах противиться сладкому, захватывающему чувству опасной игры. Трубка собеседника захлюпала, догорев. Он выколотил ее и достал шелковый клетчатый кисет. Пожалуй, из всего окружающего незнакомец уделял сосредоточенное внимание только трубке, а со Священным говорил небрежно, между прочим, как бы занятый другими мыслями.

- Странно, - его пальцы привычно набивали табак, - странно, что от моего сознания могут отделяться этакие островки... независимые, что ли! Вот я, например, не знаю заранее, что ты скажешь или спросишь. И не мог предположить, что увижу тебя сейчас. Почему так?

- Ты полагаешь, что я - островок, призрак твоего сознания? - спросил Вирайя, внезапно ощутив растерянность.

- А чем же ты еще можешь быть? - Он достал драгоценную, сплошь усыпанную бриллиантами зажигалку и раскурил трубку. Разогнав рукой первые клубы дыма, пожал плечами:

- Возможно, я раздваиваюсь для того, чтобы лучше постигнуть самого себя. Через диалоги, вопросы-ответы...