Морская политика России 80-х годов XIX века

Пообещав англичанину гостеприимство, И.А. Шестаков продолжил свой путь и утром 23 июня/5 июля зашел в порт Лазарева. Осмотрев его, управляющий пришел к выводу, что «кроме страшных издержек и вражды с Япониею он ничего не принесет нам, ибо в случае войны будет легче наблюдаем из Цусимы и Гамильтона, нежели Владивосток. Лазарев еще вдобавок не может быть удержан. Сохранить Лазарев можно только владея всей Кореей, и в таком случае это занятием одного порта не мыслимо… Нужно непременно овладеть всеми заливами, иначе неприятель, могущий стать везде на якорь, легко облокирует порт и вдобавок может бить стоящие в нем суда с моря чуть не прицельными выстрелами через южную косу… Разумнее держаться Владивостока, сблизить его с внутренностью Сибири дорогою и постоянно держать в Китайском море цельную эскадру… В последнее время говорили еще об острове Гончарова … В восточный конец острова вдается глубокая бухта, тихая при всех ветрах, но ее можно засыпать с моря бомбами через низменный перешеек… Вынес убеждение, что не нужно умствовать, и держаться Владивостока» [643].

280-мм орудие береговой обороны образца 1877 года. Установкой таких орудий усиливалась оборона Владивостока

Владивостокский порт

К вечеру «Москва» бросила якорь в бухте Золотой Рог. На следующий же день адмирал приступил к осмотру порта и крепости. Во Владивостоке уже началось строительство нового адмиралтейства, но для его оборудования не хватало станков. Плавучий док, первую секцию которого заказали в Англии пять лет назад, доставили в разобранном виде 12 июня 1882 года и спустя два года испытали, все еще не был собран полностью, хотя две из четырех его секций уже действовали. В порту испытывали затруднения с пресной водой. Побывав на береговых батареях, И.А. Шестаков обратил внимание на малое число орудий, к тому же устаревших, образца 1867 года — короткоствольных, и наметил план усиления обороны строительством новых батарей и установкой 11-дюймовых дальнобойных пушек образца 1877 года. 30 июня/12 июля адмирал вместе с А.Н. Корфом осмотрел крепостные сооружения с моря, утвердившись во мнении о слабости оборонительных позиций, особенно на острове Русском, где можно было ожидать высадки неприятельского десанта и который все еще не был вполне изучен и описан.

Из Владивостока управляющий Морским министерством отправился в сопровождении генерал-губернатора осматривать Приамурский край. Впечатление у него сложилось неоднозначное. Несмотря на то, что заселение края началось еще в 1860-е годы, к 1887 году там насчитывалось всего 73 000 русских, тогда как в соседней Маньчжурии население достигло 12 млн человек [644].

Принятые в соответствии с высочайше утвержденным 1 июня 1882 года мнением Государственного Совета меры по переселению крестьян с пособием от казны оказались неудачными и местная администрация сочла более целесообразным их переселение за свой счет, что позволяло отобрать более обеспеченных и трудолюбивых хозяев. И.А. Шестаков, надо полагать, во многом со слов А.Н. Корфа, записывал в дневник: «Вообще казаки ленивы, да и переселенцы, глядя на них и при легкости наживы, скоро перерождаются из русских тружеников в сибирских лентяев… Как бы ни переселяли уссурийских казаков, оставшиеся и получившие земли переселенных все-таки не занимаются хлебопашеством, ибо должны корчевать поля. Но у них есть промыслы, в особенности извозный, рыбный и звериный, так что они живут безбедно… не удовлетворяют, однакож, цели поселения — развития земледелия до того, чтобы нужные для охраны края войска питались на месте» [645].

Китайцы, прибывшие на российский Дальний Восток

Адмирал, несомненно, недооценивал то обстоятельство, что непривычный для переселенцев из Европейской России, в значительной части уроженцев Полтавской и Черниговской губерний, суровый климат, гористая, за исключением речных долин Амура и Уссури, местность, иные почвы крайне затрудняли хозяйственное освоение края. Это официально признавала и его администрация, рассчитывавшая в перспективе на развитие не земледелия, а промышленности. Впрочем, для индустриализации дальневосточных районов ни у казны, ни у отечественной буржуазии не хватало капиталов, иностранные же устремлялись туда, где ожидалась более высокая норма прибыли — в Китай. Приамурскому краю предстояло долгое, постепенное развитие, по словам А.Н. Корфа, под угрозой вооруженного либо мирного завоевания «путем наплыва в него китайцев» [646]. Едва ли при таких условиях он мог послужить опорой для распространения Россией своего влияния в регионе, что, казалось, сознавал и И.А. Шестаков.

Управляющий министерством считал необходимым поддерживать дружественные отношения с Китаем, но одновременно, недостаточно ориентируясь во внешней политике Пекина и Токио, утверждал, что Россия не может допустить усиления их влияния в Сеуле и должна быть готова «остановить это влияние на том рубеже, на котором оно становится нам вредным, даже движением в Корею» [647].