Морская школа

С душевным трепетом и дрожью в коленях подошел я к конторке, где сидел Василий Кондратьевич.

В дверях я столкнулся с Гришей Осокиным. Он был сумрачен и не сказал мне ни слова.

– Василий Кондратьевич, – боязливо начал я, ед­ва переступив порог, – у меня несчастье случилось…

– Что такое? – Мастер отодвинул журнал посе­щаемости, который он заполнял.

– Вот видите… сверло сломалось…

Я подал ему плитку с застрявшим кончиком сверла. Мастер осмотрел обломок и сказал:

– Пленка, с трещинкой сверло было. А ты перепу­гался небось?

– Перепугался, – признался я.

– Ты тут не виноват. С браком сверло было. Вот возьми другое, только осторожнее сверли, равномерно и не пережимай. И хороший инструмент нарушить мож­но, если без осторожности.

Мастер зажал мою плитку в маленькие тиски, до­стал какую-то рогульку и без особого труда вывернул из плитки обломок.

С чувством облегчения вернулся я к своим тискам и торжественно показал Косте и Илько новое сверло.

– А Гриша все снова сверлит, – сообщил Костя. – Мастер здорово рассердился на него.

Секрет быстрой сверловки Гриши раскрылся очень просто. Мастер взглянул в отверстие плитки на свет и строго спросил:

– Где сверлил? На каком станке?

Гриша начал было уверять, что все отверстия он просверлил сам ручной дрелью.

Мастер посмотрел на него долгим укоризненным взглядом:

– Тут просверлено на станке, по отверстию видно. Ты что же, Осокин, сюда пришел учиться или обманом заниматься?

Гриша не выдержал и во всем сознался.

Оказывается, накануне вечером он положил плитку в карман и унес ее домой. Утром, пока мы были в шко­ле на уроках, Гришин брат, работавший в механичес­ком цехе лесопильного завода, за несколько минут про­сверлил в плитке десять отверстий на сверлильном станке. В перерыв он передал плитку Грише.

Оказывается, это же самое Осокин предлагал сде­лать и Илько. Однако Илько честно отказался. «Я сам просверлю, – сказал он. – Мне научиться надо. И те­бе не нужно делать на станке, это неверно». Но Гриша не стал слушать Илько.

Перед окончанием работы Василий Кондрдтьевич созвал всех ребят нашей группы. Он рассказал о маль­чике, который десяти лет пошел на завод в ученье. Ученье заключалось в том, что парнишка подметал цех, убирал от станков стружки и таскал тяжелые поковки. Три года ему не разрешали к инструменту даже прика­саться. А однажды, когда он попробовал ножовкой от­пилить кусочек от железного стержня, мастер цеха на­давал ему подзатыльников.

– Этот парнишка был я, – сказал Василий Кондратьевич с горечью. – Так нас в старое время учили.

Потом он рассказал об одном ученике, не назвав фамилии, который сегодня хотел обманом опередить товарищей и получить хорошую отметку.

– Кто это? Кто? – спрашивали ребята.

Гриша Осокин стоял, потупив глаза. Было видно, что он тяжело переживает свой поступок.

За обман начальник школы на первый раз объявил Осокину выговор. При этом он сказал:

– Твой старший брат, видимо, не очень любит тебя, если не хочет, чтобы ты сам учился хорошо и терпеливо работал.

Вскоре история с Гришкиной плиткой почти за­былась.

С каждым днем все шире и многообразнее откры­вался для нас мир мастерства. С каждым днем, с каж­дым часом жизнь становилась интереснее. Мы, маль­чишки, вчерашние голубятники и ветрогоны, познавали основу основ жизни, самое прекрасное на земле – труд.

Василий Кондратьевич вручил мне железный, отко­ванный в кузнице болт с круглой головкой. Это была первая настоящая работа. Ведь все, что я делал до сих пор, в дело не шло. Просто меня учили пользоваться инструментом. Плитки, шпильки, куски железа, мною обрубленные, опиленные, отшлифованные и просверлен­ные, ни на что не годились. Болты с гайками – это был заказ, полученный морской школой от какого-то пред­приятия.

Пусть ребята с нашей улицы, которые не учатся в морской школе, думают, что обработать болт – ра­бота пустяковая. Пусть они так думают! А сумеют ли они сделать разметку шестигранника на круглой голов­ке болта? Им и в голову не придет забелить головку мелом, чуть смоченным водой. Они вряд ли догадаются воспользоваться циркулем и кернером – специальным инструментом для пробивания точек на металле.

Головку нужно опилить так, чтобы мастер, проверяя ее шестигранник с помощью тупого стодвадцатиградус­ного угольника, не заметил ни малейшего просвета. По­том мастер возьмет кронциркуль и проверит, одинаковы ли размеры между всеми противоположными гранями. После этого можно обрабатывать шпильку болта – опиливать, шлифовать, нарезать резьбу.

Признаться, все это не очень уж сложно. Но все-та­ки радостно сознавать, что вот этот первый, тобою об­работанный болт с гайкой пойдет в дело, к какому-то механизму. В то же время с ним жалко расставаться – такой он хорошенький, тяжеленький, блестящий и, глав­ное, сделанный своими руками.

Гриша Осокин и Илько одновременно со мной за­кончили обработку болтов. Гриша ходил довольный, ожидая очереди к мастеру и размахивая листком-зада­нием, где должны были появиться отметки по графам: точность, срочность, чистота.

– Точность, срочность, чис-то-та, – повторял Гри­ша. – Точность, срочность, чис-то-та!