Морская сила(Гангутское сражение)

Долго пришлось Петру «уламывать» своего «союз­ника» Августа. Тот не без оснований опасался, что русский царь метит обосноваться в Нарве, где мечтал обрести земли сам Август. Пришлось усыпить его вол­нения, договориться, что Россия уступит Августу и Ливонию, и Лифляндию, и Эстляндию. Весомым, а быть может, и решающим доводом стала подачка — 100 тысяч рублей в год и 100 тысяч нудов пороху. В подчинение Августу пришлось придать и 20 тысяч пехоты для противостояния шведам…

В Биржи «вдруг» оказались и французы, и послан-цы Пруссии, и поляки. Почуяли легкую добычу от Русских после Нарвы.

Подканцлер Литвы, Щука, сразу позарился на Ле­вобережную Украину с Киевом, но получил отповедь, Француз Иерон начал заигрывать с польскими про­тивниками Августа, надеясь примирить Польшу с шведами, а потом рассчитывая вместе с турками на-править их против России…

Петр узнал о происках французов и не погнушался встретиться с Иероном наедине. Прекрасно зная о вражде Франции и Голландии в Европе, царь наме­ренно выразил недовольство голландцами:

— Они супротив нас выступили на деле, помогая шведам, а с Францией мы готовы выгодно торговать, ваши купцы желанные гости в Архангельском.

Иерон несколько смутился. В Париже его настав­ляли не связываться с Россией.

А русский царь, зная о намерениях посланника Людовика XIV, сделал совсем неожиданный ход:

— Ежели мы договоримся с его величеством коро­лем Франции, то, возможно, и поможем вам возвести на польский престол другого монарха, любого Фран­ции…

Так или иначе, Петр покинул Биржи, окрылен­ный поддержкой саксонских войск, которые слыли в Европе крепкими бойцами. Теперь он держал путь на Воронежские верфи, где готовили к спуску его пер­венца «Предистинацию».

По пути вновь мучительно размышлял царь о не­удачной попытке пробиться к морю. «Там ли верно сделан первый шаг?» — думал он. Не всегда короткая дорога к цели самая верная и надежная. Вспоминал опять северные земли, где бывал после Плещеева озея ра. Там пока единственная тропка к морю, ее обере­гать надобно. Давненько зарятся шведы на северные морские ворота России. Добро, царь побывал там прежде.

От берегов Белого моря думы Петра опять возвращались к Балтике. Здесь придется ломать новую брешь к морю.

В Воронеже царя ждали. К ему приезду отделали государев дворец в Нагорье и отдельные избы для Меншикова и Головина. Апраксин вместе со Скляе-вым придирчиво осматривали «Предистинацию».

— Мотри, Федосей, государь сюда первым делом нагрянет. Сам ведаешь, его первый детинец.

—    Ведаю про то, господин адмиралтеец, — ух­мыльнулся Скляев. — Петр Лексеич, как ни пригла­живай, отыщет зазубрины.

—    Но-но, ты не шуткуй, гляди-ка, на втором деке еще и орудийные порты не прилажены. Попадет нам с тобой, тем паче государь-то, видно, не в духе.

Всего четыре месяца прошло после нарвской не­удачи, и предположения Апраксина были закономер­ны. Но на этот раз адмиралтеец не угадал.

Петр приехал солнечным полднем, как раз на рав­ноденствие. Улыбаясь, он жмурился на солнце. Оки­нув взглядом Апраксина, Крюйса, Реза, Игнатьева,13 подозвал стоявшего чуть поодаль, рядом с иноземны­ми мастерами, Скляева14 :

— Ну-ка, Федосей, похвались, веди на Божий ко­рабль.

Царь поманил англичан Ная и Козенца, похлопал их по плечу:

— Обжились на Воронеже? Ну, и слава Богу. Аи­да с нами на корабль.

Едва поспевая за размашистым шагом царя, Ап­раксин в душе радовался: «Петру Алексеичу, стало быть, любо по-прежнему корабельное дело».

И в самом деле, едва взбежав по трапу на «Предис­тинацию», царь, казалось, забыл обо всем окружаю­щем. На верхней палубе сразу подошел к фок-мачте. Там как раз плотники устанавливали первую снизу фор-стеньгу. Скинув кафтан, он тянул, подводил к месту оструганное, без единого сучка бревно, коман­довал, поругиваясь, пока стеньга не встала на место и ее не стали крепить к мачте.

Все это время сопровождавшие неловко перемина­лись, переглядываясь. Только Скляев, Апраксин и Меншиков последовали примеру царя. Сбросили кафтаны, схватились за оттяжки и тали.

Довольный Петр вытер рукавом рубахи лоб, кив­нул Головину:

— Федор Алексеич, ступай с Апраксиным и Крюйсом, оглядывай кумпанейские15 корабли, а я тут задержусь.

В следующие дни поехали в Ступино, Чижовку, Коротояк, оценивали пригодность кумпанейских ко­раблей. Итоги оказались печальными. Из двадцати пяти кораблей только девять годились к службе, да и то требовали доделок.

— Остальные суда, которые негодные вовсе, разо­брать, другие переделать под провиантские, пускай послужат, — окончательно решил царь.

Каждый день он теперь пропадал на «Предистина-ции», а Апраксину дал задание:

— Готовь к спуску «Черепаху», яхту и кумпаней­ские корабли, которые годные.

Зима выдалась малоснежная, в половодье река в некоторых местах не дошла до стапелей, корабли так и остались ждать следующей весны.

— То ли дело на море, — недовольно сопел Крюйс, — всегда ветерок нагонит воду на верфи, нет такого сраму.

В эту весну спустили только пятидесятипушечную «Черепаху», двенадцатипушечную «Святую Ната­лью» и два сорокапушечных кумпанейских корабля.