Никогда ещё до этого (а надо отметить, что никогда и впоследствии) русские военные моряки не спускали флаг перед врагом. Поэтому, когда турецкая эскадра возвращалась домой и заметила не очень быстроходный русский бриг, капудан-паша, воодушевлённый удачей с «Рафаилом», решил завладеть ещё одним призом. Он посчитал, что 110-пушечный «Селемие» под флагом капудан-паши и 74-пушечный «Реал-бей» под вымпелом младшего флагмана смогут принудить русское судно сдаться. Вот почему они так настойчиво гнались за «Меркурием».
Всего этого Казарский, уходя от погони, не знал. Втайне он надеялся, что турки, оказавшись поблизости от русской базы, прекратят преследование. Однако неприятель упорно шёл за маленьким бригом.
К командиру подошёл Скарятин:
— Александр Иванович, корабль как следует не прибран...
— Да, Сергей Иосифович, начинайте приборку. И люди будут делом заняты. Нам ведь только ждать остаётся: либо турки махнут на нас рукой, либо...
Опять засвистела боцманская дудка. Под умелыми руками матросов «Меркурий» приобретал свой обычный щёгольской вид. Засверкали медные и бронзовые части, засияла янтарной желтизной палуба. Казарский прошёлся по кораблю, придирчиво осматривая закоулки. Это немного отвлекло, и он некоторое время не думал о кораблях противника, преследующих его маленький бриг.
Море было спокойное и, словно огромное голубоватое зеркало, отражало немногочисленные облака. Солнце уже не грело, а палило изо всех сил. Ветер стих. Наступил штиль. Бриг и преследовавшие его корабли замедлили ход и почти остановились, лениво покачиваясь на волнах.
— С таким ветром далеко не уйдёшь, — вздохнул Скарятин.
— Но у нас есть преимущество, — неожиданно заявил Казарский. — У нас есть вёсла! Командуйте, господин лейтенант.
Засвистела флейта. Раздалась команда: «Разобрать ростеры[48], людей на вёсла!»
Десять лет тому назад Казарский командовал отрядом гребных судов в Дунайской флотилии и, приняв командование «Меркурием», не раз по привычке устраивал экипажу гребную тревогу: учил матросов быстро разбирать и собирать ростеры, где хранились запасные реи, стеньги[49], вёсла. Поэтому теперь люди, хорошо знавшие свои обязанности, ловко достали вёсла, вставили их в специальные гнёзда и принялись грести. Матросы по трое, а где и побольше, дружно наваливались на вальки. Прошло полчаса. Расстояние между русскими и турецкими кораблями увеличилось, хотя и ненамного. Ветер посвежел. Бриг побежал быстрее, но и у турок ход увеличился.
— Александр Иванович, — обратился к командиру вахтенный офицер, — на турецких кораблях поставили дополнительные паруса, и они увеличили ход.
— Суши вёсла, — скомандовал командир, — но пока не убирать!
Линейные корабли постепенно приближались к «Меркурию». Над флагманским кораблём турок появилось белое облачко. Грохнул выстрел. Но ядро, не долетев до «Меркурия», упало за кормой.
— Пугают, что ли? — предположил Новосильский.
— Похоже, предлагают спустить флаг, — усмехнулся командир, — да только не рановато ли?
Теперь уже Казарский отчётливо понимал: быть бою. Он склонился над картой, прикидывая расстояние до Сизополя, где стоял флот.
— Далеко! — вздохнул, стоящий рядом с ним штурман. — Не дотянем до своих таким ходом.
— Да, — подтвердил командир, — если бы дело к вечеру было, то, наверное, смогли бы ускользнуть.
— Показалась бы сейчас наша эскадра, турки сразу бы назад повернули, — мрачно заметил мичман Притупов, — только и горазды, что с одним кораблём сражаться.
— Не надо недооценивать противника, Дмитрий Петрович, — ответил старший офицер, — бойцы они упорные, и моряки неплохие, вот только канониры у них неважные.
Казарский поднял руку, лицо его было сосредоточенным.
— Раз уж вы все здесь собрались, господа офицеры, — сказал он серьёзным голосом, — давайте проведём совещание. Тем более что времени у нас маловато.
Командир обвёл глазами свой маленький офицерский корпус и, видя, что все молчат в знак согласия, продолжил:
— Мне нечего от вас скрывать, вы сами видите, турецкие корабли нас настигают и вскоре догонят. У них — один трёхдечный и один двухдечный[50] корабли. По моим расчётам — около двухсот пушек. У нас — восемнадцать, да две погонные на носу. В десять раз перевес по огню, да и пушки у них — покрупнее наших. А про численный состав и говорить нечего. У нас 110 человек нижних чинов и 5 офицеров, у них людей — тьма. Вот такой расклад. Теперь я хочу услышать ваше мнение, господа офицеры. Вопрос один: что будем делать? Как и положено по нашей морской традиции, начнём с младшего по чину. Ваше слово, Иван Петрович.
Самый старший по возрасту, но младший в звании поручик корпуса флотских штурманов Прокофьев говорил спокойно, медленно, будто взвешивая каждое слово:
— Главное, не посрамить наш Андреевский флаг. Раз уж уйти нам нельзя, разбить неприятеля невозможно — больно перевес велик, значит драться надо до последней возможности. А потом, когда уж конец совсем придёт, — привалиться к неприятельскому кораблю, да вместе с ним — на воздух!