Морская соль

— Ну вот же, читай: «…Парамонов — подводник».

Тропиночкин перечитал запись.

— Почему ты думаешь, что это про твоего отца написано?

— Потому что знаю, — убеждённо сказал Дуся.

Он чувствовал, он был глубоко уверен, что тут, в книжке, сказано про отца, но объяснить это Тропиночкину почему-то не мог.

— Пойдём, — сказал он, поднимаясь, — нам уж, наверное, пора.

Тропиночкина, видимо, озадачил вид Дуси, и он молча пошёл рядом с ним по берегу.

— Раутский, куда вы пропали? Вас к дежурному офицеру зовут! — послышался совсем близко чей-то недовольный голос, и Дуся увидел появившегося из-за деревьев нахимовца, одного их тех, что встретились ему здесь утром. — Да я, как вернёмся в город, хоть пять таких книжек тебе достану, — продолжал он.

— Ты не знаешь, в чём дело, — отозвался, выбираясь из кустов, его товарищ, и приятное лицо его с намокшей прядью волос, выбившихся из-под бескозырки, показалось Дусе огорчённым и озабоченным. — В этой книжечке очень важные для меня заметки.

«Это, конечно, он потерял», — понял Дуся и, достав из кармана свою находку, решительно протянул её молодому моряку.

— Это ваша, не правда ли?

— Ну, вот же она! Конечно, моя! — Юноша весь просветлел. — Где вы её нашли?

— Там, на берегу, где вы утром купались, — сказал Дуся.

Ему очень хотелось спросить про своего отца, но тот другой стоял тут же и всё тормошил товарища за рукав.

— Да идёмте же, Раутский, ведь нас ждут!

— Сейчас, сейчас!.. Ну, спасибо тебе большое, — сказал Раутский Дусе и протянул ему руку.

Рука у него была сильная, горячая и сухая.

НЕПОРЯДОК НА ПИРСЕ

Дождь моросил целых три дня подряд. Вода в озере стала свинцово-серой, казалась тяжёлой и холодной. Должно быть, лето уже поворачивало к осени.

На воскресенье был назначен праздник, посвящённый итогам лагерного сбора старших рот. Предстояли шлюпочные соревнования, готовились спортивные игры, ожидали приезда артистов и гостей. В лагере целые дни шли тренировки и репетиции. Офицеры-воспитатели были озабочены и заняты с утра до вечера. Воспитанники, имевшие переэкзаменовки, торопились в последние дни избавиться от «хвостов».

Новичков всё это мало касалось.

Наконец солнце пробилось сквозь тучи. Сосны спокойно красовались неподвижными вершинами; на берёзах, быть может, в последний раз затрепетали нежные, прозрачно-жёлтые листья; лёгкий ветерок срывал их с ветвей и гонял в чистом воздухе.

Под вечер Стрижников разрешил всем, кто хочет, погулять по лагерю.

— Пойдём на озеро! — предложил Дусе Тропиночкин.

После нескольких дней, почти полностью проведённых в помещении на занятиях и в общих беседах, оба с удовольствием сбежали вниз по крутому лесистому склону и пустились вдоль берега.

— Подожди меня здесь, — сказал Тропиночкин, когда они подошли к тростниковым зарослям.

Он исчез, и через несколько минут Дуся увидел его выплывающим из камышей с шестом в руках на маленьком старом плотике, сбитом из досок.

— Вот здорово! Где ты взял? — закричал Дуся с восторгом и едва скрытой завистью.

— Да уж взял, — сказал Тропиночкин. — Я его ещё давно присмотрел. И ты вставай со мной, если хочешь.

Он причалил к берегу и протянул Дусе руку.

Но плот не мог выдержать сразу двоих. Он погружался в воду, и на нём никак нельзя было устоять. Тогда они по одному стали плавать вдоль заводи, отталкиваясь шестом от вязкого дна. Это было очень интересно, но в конце концов Дуся устал. Кроме того, ботинки сильно промокли, брюки до самых колен покрылись тиной и грязью и неприятно холодили ноги.

— Пойдём, уже темнеет, — сказал он.

— Подожди! — возразил Тропиночкин. — Я сейчас на остров сплаваю, и пойдём.

Дуся посмотрел на остров, казавшийся теперь пустынным и мрачным.

— Не надо, — робко сказал он. — Нам пора.

— Я ведь скоро, — настаивал Тропиночкин. — Ты подожди меня здесь.

Он оттолкнулся от берега и поплыл. Дуся следил, как он грёб шестом, когда не стал доставать дна, как наконец причалил к острову и, спрыгнув на берег, помахал рукой и скрылся в кустах.

«Он смелый, — подумал Дуся. — Пусть только скорей возвращается». Было неприятно сидеть одному: уже темнело и, кроме того, он стал опасаться, что кто-нибудь их заметит. Тут Дуся увидел что-то тёмное, колыхающееся в серых волнах у самого острова.

«Что же это такое?» — подумал он. И вдруг понял, что это плот — тот самый, на котором перебирался Тропиночкин. Он, наверное, не прикрепил его у берега, и волны понесли плот в озеро.

Как же теперь быть?

Дуся беспомощно огляделся вокруг. До острова было метров двести. В сумерках тускло светящееся водное пространство казалось бесконечным, а сам остров — маленьким и угрюмым. Тёмная туча, очень похожая на большое ватное пальто, развешенное для просушки, медленно двигалось к озеру. Кусты, в которых скрылся Тропиночкин, сливались в одну тёмную массу, и только узкая багрово-красная полоса на горизонте ещё тлела, словно последний уголь затухающего костра. Но и она скоро потухла. Дуся подошёл к самой воде и крикнул:

— Тропиноч-ки-ин, плот унесло-о!

Но голос был слаб, и поднявшийся стремительный ветер едва ли донёс его и до половины расстояния, отделявшего берег от острова.