— Отчего вы молчите? Штурман бежал?
К ужасу Нины, привыкшей к дружбе матроса и боцмана, Андрей еще раз возмущенно и четко повторил:
— И вы прикрываете его! Он трус, ничтожный трус!
Боцман невозмутимо молчал. Но вот наконец он тихо, как будто вместо него говорил кто-то посторонний, неузнаваемым, безразличным голосом, словно не понимая Андрея, переспросил:
— О ком идет речь? Не понимаю: кто это — он?
— Кто он? Да штурман! Ваш штурман Головин!
— Почему мой? — еще тише проговорил Бакута. — Александр Павлович — наш штурман.
— Кто бы он ни был, но я не хочу его называть своим. Он не товарищ нам. Он бежал!..
— Полундра! На место! — гаркнул боцман, ударив кулаком по стене. — Нина, пока не поздно, спрячь под койку этого пискаря. За одно слово о нашем Александре Павловиче я у любого оторву ноги и выкину за борт!
Нина в отчаянии обхватила боцмана и усадила его на койку. Страх девушки повлиял на старого моряка, и, успокоившись, он презрительно бросил:
— Трусы те, кто хнычет и боится за свою шкуру. Если Александр Павлович ушел, так я, Иван Бакута, верю и говорю: так надо.
— Да, так надо, — решительно повторила за боцманом Нина. — Я тоже верю.
— Молодец, — одобрительно посмотрел на нее Бакута. — Как я вижу, некоторые из моряков напрасно носят штаны.
— Простите его, боцман, — опасливо шепнула Нина и громко сказала: — Не надо ссориться, товарищи. Нас было четверо. Судите сами: если бы появилась возможность бежать одному? Конечно, мы бы послали штурмана или боцмана.
— Так думаю и я, — подхватил Бакута, — и я бы в первую очередь послал штурмана.
— К чему же нам троим, близким людям, заводить ссоры? — продолжала Нина. — Вместе спасались в море, и здесь живем и надеемся на свободу только потому, что мы вместе. Как можно нам враждовать?
— Нина, — растроганно сказал боцман, — бери мою руку. Золотая у тебя голова. Клянусь душой, я хотел бы иметь такую дочку.
Разговор оборвался. За пленниками явился конвой из четырех солдат и одного офицера. В просторном, ярко освещенном круглом салоне, куда привели предварительно закованных в стальные наручники моряков, за черным лакированным, ничем не покрытым столом сидели трое японцев в полной парадной форме, с золотым шитьем и с орденами на груди. В центре, положив руки на стол, восседал тучный человек, вместе с Алендорфом встретивший наших друзей в первый день прибытия их на остров. С левого края, вытянувшись во весь рост, стоял Алендорф.
— Перед вами командование крейсера, — сказал морякам начальник конвоя, показывая на свисавшие с потолка флаги. — Вам предлагается подробнейшим образом осветить обстоятельства побега штурмана Головина.
Пленники молчали.
— Советские моряки, — жестко проговорил Алендорф, — я уполномочен предупредить вас: по военным законам, которые должны быть для вас священны, в случае отказа отвечать вы подвергаетесь смертной казни. Отвечайте, боцман Бакута! Отвечайте, матрос Мурашев!
— Не знаю, — пожал плечами Андрей. — Нам ничего неизвестно.
Алендорф перевел его слова судьям, и тучный японец, видимо командир крейсера, глазами указал на Нину.
— Фрейлен Нина, что вам известно? — спросил Алендорф.
— Ничего…
— Когда вашу каюту стал посещать Накамура?
— Намерены ли вы, боцман Бакута, что-либо разъяснить суду?
— Поговорить можно, — согласился боцман. — Если хотите, могу высказаться.
— Говорите. Старайтесь изъясняться короче.
— Хорошо, что предупредили, — заметил боцман, — иначе я могу говорить трое суток без еды. Так вот что вам скажет Бакута. Плаваю я с пятнадцати лет. Подсчитайте: выходит — плаваю без двух годов сорок лет. За свою жизнь я знал Романовых, князей, баронов, пароходчиков, адмиралов и генералов…
— Подсудимый Бакута, вы уклоняетесь от прямого ответа.
— Вовсе нет. Я только хочу узнать от вас, как вы думаете: если я не боялся самодержавия, стану ли я бояться этих…
— Остерегайтесь, подсудимый. Перед вами командир крейсера и высшие чины командного состава…
— Так я же и говорю, — удивился боцман, — я и вспоминаю про могущественных адмиралов, генералов, перед которыми я никогда не трусил.
— Как старому моряку, — прервал Алендорф, — вам бы следовало помнить, что именно ваших адмиралов и генералов разбили японцы.
— Нет, не японцы, — спокойно возразил Бакута, — а мы всем народом нашим разбили своих адмиралов, генералов и офицеров, потом мы разгромили на Дальнем Востоке японцев, на Западе…
— В последний раз предупреждаю: говорите о сути дела.
— Только о сути и говорю. Мало ли кого мы разгромили! А сейчас мы, советские моряки, бессовестно захвачены в неволю и закованы в цепи. Но мы не одиноки. На родине у нас — великая армия, авиация, артиллерия, танки, броневики. Попробуйте сунуться туда — наломают шею, вы это знаете лучше меня. А тут нас трое, и мы в цепях. Если вы не трусы, снимите наручники, и я без авиации покажу вам…
— Замолчите! Суд немедленно прекратит разбор дела, если вы все трое не заявите о своей готовности признаться.
— Кончайте! — неожиданно выступив вперед, запальчиво воскликнул Андрей. — Вы ничего не добьетесь. Знайте, мы помогли бежать штурману…