Слабость ветра принудила адмирала стать на якорь близ Дюноза, а на следующий день эскадра его была усилена тремя голландскими и двумя английскими кораблями. С рассветом 25-го Торрингтон снялся с якоря с 55 судами, при легком норд-осте, с намерением принудить французов к сражению, если это окажется возможным, но спустился такой густой туман, что он опять стал на SW якорь. Однако, лишь только ветер переменился на SW, как прояснилось, и тогда он увидел французский флот к SW, в расстоянии около двенадцати миль, лежащим к линии, на правом галсе, т.е. на WNW. Торрингтон снялся с якоря и, составив из своих судов линию, лег на SSO правым галсом; французы оказались, таким образом, на ветре – в обстоятельствах, вполне благоприятных для сражения, завязать которое их, без сомнения, оправдывало, если не настоятельно побуждало, значительное превосходство в силе. Мне нет необходимости входить в подробности об относительных движениях флота, и я скажу только, что французы могли добиться сражения в этот день (25 июня) и не добились его[32]
. Но в то же время лорд Торрингтон подошел достаточно близко к французскому флоту, чтобы видеть собственными глазами его силу и даже сосчитать с большой точностью число его кораблей. Не ободряющей открывалась перспектива перед адмиралом, который знал, что за ним не было резервов и что его отечество разделилось в раздорах само против себя. Оба флота стали на якорь, и утром 26-го лорд Торрингтон писал Ноттингему следующее: