«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны

— Я отнюдь не собираюсь допытываться, каковы узы, связывающие вас с некоей особой на борту этого судна, — начал Ладлоу, обращаясь к Буруну, но не отрывая при этом глаз от кольца Алиды. — Однако, судя по тому, какой интерес был проявлен ею к вашей судьбе, узы эти прочные. Человек, которого так высоко ценят, вправе гордиться собой. Не стану говорить о том, насколько вы провинились перед законом; но сегодня вам представляется возможность отчасти оправдать себя в глазах общества. Вы моряк и сами понимаете, что людей на моем крейсере гораздо меньше, чем было бы желательно в такую минуту, а потому мы охотно примем помощь всякого англичанина. Возьмите под свою команду вот эти шесть пушек, и ручаюсь честью, что ваша преданность королевскому флагу не останется без вознаграждения.

— Вы глубоко заблуждаетесь насчет моего призвания, благородный капитан, — сказал контрабандист с тихим смехом. — Я хоть и вырос на море, но привык к спокойным широтам, а не к ураганам войны. Вы были на бригантине нашей повелительницы и видели, что храм ее больше напоминает храм Януса, чем Марсаnote 179. На палубе «Морской волшебницы» не красуются эти мрачные орудия.

Ладлоу выслушал его, глубоко пораженный. Он нахмурился, на его лице, сменяя друг друга, появилось сначала удивленное, потом недоверчивое и, наконец, презрительное выражение.

— Я слышу речи, недостойные моряка, — сказал он, едва находя нужным скрывать свое презрение. — Неужели вы отвергаете верность нашему знамени? Англичанин вы или нет?

— Я таков, каким родился на свет, и создан для зефира, а не для шторма, для шутки, а не для боевого клича, для веселья, а не для мрачной злобы.

— И это говорит храбрец, чье имя вошло в пословицу! Неужели передо мной бесстрашный, отважный, непревзойденный моряк, чье имя — Бороздящий Океаны?

— Северный полюс не так далек от Южного, как я от того человека, о котором вы говорите! Я не имел права открывать вам, как сильно вы ошибаетесь в своем пленнике, пока тот, чьи услуги бесценны для нашей повелительницы, был на берегу. Я вовсе не тот, за кого вы меня принимали, капитан, а лишь один из его доверенных, и, так как я достаточно искушен в женских прихотях, он поручал мне продавать свой товар, соблазняя им представительниц прекрасного пола. Но пусть я не способен убивать, зато, смею вас заверить, я как нельзя лучше умею приносить утешение. Позвольте же мне успокаивать страх красавицы Барбери во время предстоящего боя, и вы сами увидите, что трудно найти более подходящего человека для столь милосердного дела.

— Утешай кого, где и как хочешь, жалкое подобие мужчины! Но постой… в твоей затаенной улыбке и коварном взгляде больше притворства, чем страха!

— И то и другое вам только кажется, достойный капитан. Поверьте человеку, который умеет быть искренним; один лишь страх владеет мной, хотя, глядя на меня, этому трудно поверить. Я готов плакать, видя, что меня считают неустрашимым!

Ладлоу слушал с удивлением. Он хотел остановить молодого моряка и схватил его за рукав, но рука его, скользнув вниз, коснулась нежной ладони, и вдруг в голове у него блеснула новая, поразительная мысль. Отступив немного, он с головы до ног оглядел маленькую, изящную фигуру моряка. Хмурое довольство, омрачавшее его лицо, сменилось неподдельным удивлением, и он в первый раз подумал, что голос у контрабандиста слишком нежный и мелодичный для мужчины.

— Да ты и впрямь не Бороздящий Океаны! — воскликнул он наконец.

— В мире нет ничего истинней этого, — сказал Бурун. — От меня вам мало пользы в суровой схватке, но, будь здесь этот храбрый моряк… — тут он весь зарделся, — его помощь и совет стоили бы целого войска. Я видел его в минуты куда более тяжкие, чем эта, когда стихии вступали в заговор со всякими другими опасностями. Его стойкость и мужество вливали бодрость в самые слабые души на бригантине!.. Но позвольте же мне принести утешение бедняжке Алиде.

— Могу ли я пренебречь ее благодарностью, отказав вам в этом! — отвечал Ладлоу. — Ступайте, веселый и любезный Бурун! Если врага ваше присутствие на палубе смущает так же мало, как меня — ваша близость к красавице Барбери, вы и в самом деле здесь не нужны!

Бурун покраснел еще больше, кротко прижал руки к груди, отвесил поклон с таким лукавым видом, что озабоченный и суровый капитан не мог удержать улыбки, прошел мимо него и нырнул в люк.

Ладлоу проводил взглядом живую и грациозную фигуру, а когда она скрылась, повернулся к олдермену и испытующе посмотрел на него, стараясь угадать, знает ли ван Беверут, кто тот человек, который доставил ему столько мучительных сомнений.

— Правильно ли я поступил, сэр, позволив подданному королевы Анны покинуть нас в минуту опасности? — спросил он, ожидая, что Миндерт, несмотря на все свое безразличие или самообладание, как-нибудь выдаст себя.

— Этот малый попал на войну, можно сказать, контрабандой, — отозвался олдермен с каменным лицом. — А такой товар больше ценится на мирном рынке, чем на поле брани. Одним словом, капитан Корнелий Ладлоу, этот Бурун не принес бы вам пользы в бою.