«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем этот долг человеколюбия был выполнен. Наконец раздался громкий крик: «Все раненые в шлюпках!» — красноречиво свидетельствовавший о том, сколько самообладания потребовалось морякам.

— А теперь, Алида, мы можем подумать и о вас! — сказал Ладлоу, поворачиваясь к девушке, которая за все это время не проронила ни слова.

— И о вас тоже, — отозвалась она, не решаясь двинуться с места.

— Нет, я должен покинуть корабль последним…

Сильный взрыв внизу и сноп искр, вырвавшийся из люка, не дали ему договорить. Началась паника: одни попрыгали в море, другие бросились к шлюпкам. Повинуясь инстинкту самосохранения, матросы не слушались ничьих команд. Тщетно Ладлоу призывал своих людей образумиться и подождать тех, кто еще оставался на палубе. Слова его потонули в оглушительном реве множества голосов.

Однако Бороздящему Океаны на какой-то миг почти удалось остановить беглецов. Он бросился к трапу, соскочил на нос одной из шлюпок и, ухватившись сильной рукой за трап, удержал ее на месте, несмотря на все весла и отпорные крюки, грозя убить всякого, кто посмеет покинуть судно. Если бы люди с бригантины и матросы с крейсера не перемещались, властность и решительный вид контрабандиста взяли бы верх; но, в то время как некоторые готовы были повиноваться, другие с криком: «За борт колдуна!» — наставили ему в грудь крюки, и эта ужасная сцена чуть не закончилась кровавым мятежом, но тут раздался второй взрыв, и гребцы совсем обезумели. Они все разом отчаянно налегли на весла, и остановить их уже не могло ничто в мире. Раскачиваясь на трапе, моряк, охваченный гневом, видел, как шлюпка, которую он уже не мог удержать, отвалила от борта. Он послал вдогонку трусам громкое, крепкое проклятие, а через секунду уже снова был на юте, среди брошенных на произвол судьбы людей, спокойный и неунывающий.

— От жара разрядились офицерские пистолеты, а эти негодяи перепугались до смерти, — ободряюще сказал он. — Но еще не все потеряно. Видите, они остановились неподалеку и могут вернуться!

В самом деле, видя беспомощность тех, кто остался на крейсере, и чувствуя себя в безопасности, беглецы остановились. Но все-таки страх за собственную шкуру взял верх, и хотя большинство жалело оставшихся, ни один человек, кроме молодого гардемарина, который из-за своего возраста и чина не пользовался достаточным авторитетом, не предложил вернуться. Все понимали, что с каждой секундой опасность возрастает, и, порешив, что другого выхода нет, эти храбрецы приказали матросам грести к берегу, с тем чтобы потом тотчас вернуться на помощь капитану и его друзьям. Весла снова погрузились в воду, и шлюпки, удаляясь от крейсера, скоро исчезли в темноте.

В то время как внутри судна бушевал огонь, влияние другой стихии, снаружи, сделало положение совсем безнадежным. Ветер с суши крепчал, и, пока моряки тщетно пытались потушить пожар, он гнал крейсер все дальше в океан. С тех пор как руль был оставлен, а все нижние паруса подвязаны, чтобы уберечь их от пламени, крейсер довольно долго дрейфовал. Неопытные юнцы не обратили на это внимание и теперь были на расстоянии многих миль от берега, до которого надеялись добраться так скоро; не прошло и пяти минут, как шлюпки, отвалившие от крейсера, потеряли друг друга. Ладлоу давно уже думал о том, чтобы спасти команду, выбросившись на берег, но, узнав точнее положение крейсера, понял бесполезность такой попытки.

О продвижении огня в трюме можно было судить лишь по внешним признакам. Контрабандист, вернувшись на ют, оглядел людей, как бы оценивая их силы. На крейсере остались олдермен, верный Франсуа, двое моряков с бригантины и четверо младших офицеров. Они даже в эту отчаянную минуту хладнокровно отказались покинуть своих капитанов.

— Огонь уже в каютах, — шепнул контрабандист Ладлоу.

— Надеюсь, он не распространился к корме дальше каюты гардемаринов — иначе мы снова услышали бы пистолетные выстрелы.

— Вы правы, по этим зловещим сигналам мы можем судить о продвижении огня! Самое лучшее — связать плот.

Ладлоу, как видно, не очень рассчитывал на это средство, но, скрывая свое отчаяние, бодро согласился. Он тотчас же отдал команду, и все, кто оставался на борту, дружно взялись за дело. Опасность требовала быстрых, но тщательно продуманных действий; в таком отчаянном положении нужно было использовать все возможности и проявить поистине гениальную находчивость.

Всякие чины и звания были забыты, и сейчас люди повиновались лишь природному уму и опыту. Поэтому всем стал распоряжаться Бороздящий Океаны, и, хотя Ладлоу схватывал все замыслы на лету, все же именно контрабандист руководил действиями людей в эту ужасную ночь.

Лицо Алиды было покрыто смертельной бледностью, а в горящих глазах Буруна застыло выражение нечеловеческой решимости.