«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны

— Вы рассуждаете с осторожностью, как и пристало контрабандисту! Это еще более укрепляет нашу дружбу, которая отнюдь не ослабла после того, что вы сделали во время нашего не слишком приятного плавания на реях и мачтах погибшего крейсера королевы Анны. Что ж! Я не желаю зла никому из верных слуг ее величества, но мне тысячу раз жаль, что вы не хотите прийти сюда с партией доброго товара сейчас, когда берега некому охранять! В прошлый раз вы привезли потайные шкатулки и кружева тонкой работы, весьма ценные и выгодные для торговли; но наша колония испытывает острую нужду еще в кое-каких товарах, которые теперь можно провезти без помех.

— Я пришел к вам, чтобы поговорить совсем о другом. Нас связывает нечто такое, олдермен ван Беверут, о чем вы и не подозреваете.

— Вы говорите о маленьком недоразумении с последней описью? Но ведь все было улажено при вторичной проверке и выяснилось, что вы были аккуратны, как Английский банк.

— Выяснилось или нет, мне все равно, пусть тот, кто во мне сомневается, не имеет со мной дела. У меня только один девиз — «доверие» и одно правило — «справедливость».

— Друг мой, вы меня неправильно поняли. Я не допускаю никаких подозрений; но аккуратность — душа коммерции, прибыль — ее плоть. Точный расчет и приличный баланс — самый прочный цемент для делового доверия. Искренность в тайной торговле подобна беспристрастию в суде: она восстанавливает справедливость, нарушенную законом. О чем же вы хотите со мной говорить?

— Прошло уже много лет, олдермен ван Беверут, с тех пор как началась тайная торговля между вами и тем человеком, которого вы считали моим отцом, хотя он лишь назвался им из благородства и опекал беспомощного сироту, сына своего друга.

— Этого я не знал, — сказал олдермен, слегка наклоняя голову. — Возможно, этим и объясняется некоторое ваше легкомыслие, которое было чревато известными затруднениями. Да, в августе исполнится двадцать пять лет с тех пор, как завязалась эта торговля, причем двенадцать из них я имею дело с вами. Не скажу, что нельзя было бы вести это опасное дело лучше, но оно шло вполне терпимо. Увы, я старею и подумываю о том, что пора отказаться от риска и житейских превратностей — еще два, три, самое большее четыре или пять удачных рейсов, и на этом мы, пожалуй, могли бы покончить к обоюдному удовольствию.

— Мы сделаем это гораздо скорее. Вероятно, судьба моего покровителя вам известна. Мы не раз упоминали вскользь в наших разговорах, что он был изгнан из королевского флота, так как выступал против тирании Стюартов, бежал со своей единственной дочерью в колонии и, наконец, стал контрабандистом, чтобы как-то добывать себе пропитание.

— Гм!.. У меня хорошая память в деловых вопросах, сэр Бороздящий Океаны, но во всякого рода щекотливых вещах я забывчив, как новоиспеченный лорд, когда речь заходит о его родословной. Однако, вероятно, все было именно так, как вы говорите.

— Вам должно быть известно, что когда мой покровитель решил покинуть сушу, он взял с собой в море все свое имущество.

— У него была надежная и быстроходная шхуна с хорошим балластом из прибрежных камней и грузом отборного табака. Он был умный человек, не поклонялся морским волшебницам; не плавал на щегольских бригантинах. Сколько раз королевские крейсеры принимали этого достойного торговца за прилежного рыбака.

— У него были свои прихоти, а у меня свои. Но вы забыли, что среди его груза было еще кое-что весьма ценное.

— Возможно, там был тюк куньих мехов — по тем временам это был ходкий товар.

— Там была прекрасная, чистая, любящая девушка…

Олдермен невольно вздрогнул и отвернулся от собеседника.

— Да, там действительно была прекрасная, как вы говорите, девушка с добрым сердцем, — проговорил он хрипло и едва слышно. — Но вы сами сказали мне, сэр Бороздящий Океаны, что она умерла где-то в Средиземном море. После того как она в последний раз побывала здесь, я больше не видел ее отца.

— Да, она умерла на островах Средиземного моря. Но место ее в сердцах всех, кто знал эту женщину, заняла ее… дочь.

Олдермен вскочил со стула и вперил в контрабандиста пристальный, взволнованный взгляд:

— Ее дочь?!

— Теперь вы все знаете. Эудора — дочь этой несчастной… Нужно ли говорить, кто ее отец?

Олдермен застонал, закрыл лицо руками и снова опустился на стул, судорожно вздрагивая.

— Чем ты можешь это доказать? — пробормотал он. — Ведь Эудора — твоя сестра!

— Вас обманули, — отвечал контрабандист с печальной улыбкой. — Кроме моей верной бригантины, у меня нет на свете ничего и никого. С тех пор как мой храбрый отец погиб на глазах у того человека, о котором я говорил, у меня не осталось родных. Я любил этого человека, как отца, и он называл меня сыном, а Эудору мы выдавали за его дочь от второго брака. Но вот достаточно веские доказательства ее происхождения.