«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны

Окончание этой речи донеслось уже издали и звучало скорее как монолог, чем обращение к тезке великого математика. Слушая прощальные назидания, негр растерянно посматривал на хозяина. В его душе явно шла борьба между врожденной склонностью к непослушанию и тайным страхом перед способностью хозяина все узнавать на расстоянии. Пока хозяин еще не скрылся из виду, негр с сомнением следил за ним, но, как только тот завернул за угол, оба негра на крыльце многозначительно переглянулись, покачали головами и, разразившись громким смехом, вошли в дом. До самого вечера преданный слуга стоял на страже интересов отсутствующего хозяина с верностью, доказывавшей, что он считает свое существование неотделимым от человека, полагающего себя вправе распоряжаться его жизнью. Но как только часы пробили десять, он и уже упомянутый молодой негр взгромоздились на ленивых, разжиревших лошадей и галопом проскакали несколько миль в глубину острова, чтобы повеселиться в одном из притонов, посещаемых людьми их цвета кожи и положения.

Если бы олдерменnote 5 Миндерт ван Беверут подозревал о том, что произойдет вскоре после его отъезда, он бы, наверно, покидал свой дом не в таком радужном расположении духа. По спокойному выражению его лица, которое редко бывало встревоженным без веской причины, можно было заключить, что он верит в действенность своих угроз.

Состоятельному бюргеру было немногим больше пятидесяти. Один англичанин со свойственным его нации чувством юмора однажды во время дебатов в муниципальном совете отозвался об олдермене как о человеке, состоящем из одних аллитераций. Когда его попросили выразиться яснее, он описал оппонента как коренастого, краснолицего, крутонравого; надменного, назойливого, настырного; высокопарного, высокомерного, выспреннего. Но, как обычно для прибауток, в этих словах было больше остроумия, чем правды, хотя, сделав небольшую поправку на натяжки, продиктованные политическим соперничеством, читатель получит достаточно наглядный для нашего повествования портрет. Если прибавить, что олдермен был очень богатым и удачливым купцом, и холостяком к тому же, этого будет достаточно для его характеристики на данной ступени нашего рассказа.

Несмотря на ранний час, энергичный и процветающий купец, покинув свое жилище, шествовал по узким и пустынным улицам родного города размеренной и величавой походкой. Несколько раз он останавливался потолковать с доверенными слугами своих знакомых, неизменно завершая расспросы о здоровье хозяина каким-либо шутливым замечанием в адрес чернокожего собеседника, из чего следует заключить, что, невзирая на столь преувеличенную требовательность по части домашней дисциплины, достойный бюргер был человек незлобивый. Расставшись с одним из таких негров, без дела слонявшихся по улицам, и завернув за угол, олдермен впервые за все утро увидел человека одного с ним цвета кожи. Наш бюргер вздрогнул от неожиданности и сделал невольное движение, чтобы избежать непредвиденной встречи, но тут же, поняв, что это невозможно, покорился неизбежности с таким видом, будто несказанно рад свиданию.

— Восход солнца… утренняя пушка… и господин олдермен ван Беверут! — воскликнул встречный. — В такой последовательности начинается день в нашем городе!

Олдермен ван Беверут был вынужден ответить на это вольное и несколько шутливое приветствие. Сняв шляпу и поспешив придать своему лицу обычное выражение, он церемонно поклонился, как бы желая пресечь игривый тон, в котором была начата беседа.

— Колония имеет основания сожалеть о том, что губернатор, который так рано покидает свое ложе, больше не служит ей. Нет ничего необыкновенного в том, что мы, торговые люди, поднимаемся спозаранок; но не все жители нашего города поверили бы своим глазам, если бы им выпало такое счастье, как мне: встретить вашу светлость в столь ранний час.

— Сэр, многие жители колонии имеют основания не доверять своим чувствам, но никто не ошибется, считая олдермена ван Беверута деловым человеком. Тот, кто занимается торговлей бобровыми шкурами, должен быть упорен и предусмотрителен, как бобр! Если бы я был чиновником геральдической палаты, я дал бы тебе такой герб, Миндерт: оскалившийся бобер, по всему полю меховая мантия, которую поддерживают два охотника-индейца из племени мохоковnote 6, и девиз: «Трудолюбие».

— А что вы скажете, милорд, о поле без единого пятнышка — олицетворении чистой совести, щедро дающей руке и девизе: «Бережливость и справедливость»? — ответил олдермен, не разделявший шутливого настроения своего собеседника.

— Щедро дающая рука мне нравится, хоть это и пахнет тщеславием. Я вижу, вы хотите сказать, что род ван Беверутов на сегодняшний день не нуждается в услугах геральдической палаты? Помнится, я уже видел где-то вашу эмблему — ветряная мельница, водяная дамба, зеленое поле, усеянное черными овцами… Но нет! Память — предательская штука! Утренний воздух способствует игре воображения!

— Которое не может служить монетой для расплаты с кредиторами, милорд, — язвительно подхватил Миндерт.