«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны

Войдя в главный салон бригантины, гости, в особенности командир «Кокетки», нашли новые поводы для восторга и изумления. Учитывая размеры судна, салон был высок и просторен. Свет проникал через иллюминаторы в корме. Углы салона были отведены под две небольшие отдельные каюты, в промежутке между которыми был устроен глубокий альков; он мог быть закрыт занавесью из узорчатой шелковой ткани, ниспадавшей складками с золоченого карниза.

Груда роскошных сафьяновых подушек лежала вдоль транцев, образуя некое подобие дивана; у переборок кают стояли кушетки красного дерева, также обтянутые сафьяном. Аккуратные, со вкусом сделанные книжные полки украшали стены; гитара, на которой только что играли, лежала на небольшом столе из драгоценного дерева, стоявшем посредине алькова. Повсюду были разбросаны различные предметы, способные занять скучающий ум человека скорее изнеженного, чем деятельного склада характера. Многие из этих вещей ясно пребывали в забвении, другими, по-видимому, пользовались часто.

Другая половина салона была обставлена в том же духе, хотя там виднелась разная домашняя утварь. Кушетки с грудой подушек на них, стулья из красного дерева и книжные полки были солидно прикреплены к полу на случай сильной качки. Весь салон был задрапирован малиновой шелковой узорчатой тканью, в переборках и потолках были вделаны небольшие зеркала. Стены, обшитые красным деревом и палисандровыми панелями, придавали салону изысканный вид. Пол покрывала тончайшая циновка, сплетенная из благоухающих трав, растущих в теплых и благодатных странах. Здесь, так же как и на всем судне, насколько мог заметить острый глаз капитана Ладлоу, не было оружия. Ни пистолеты, ни сабли не висели по стенам, как это принято на военных кораблях или судах, чьи экипажи в силу своего промысла должны прибегать к оружию.

Посредине алькова стоял удивительный молодой человек, который прошлой ночью столь бесцеремонно вторгся в «Обитель фей». Одет он был почти так же, как и вчера, только теперь на его шелковом одеянии виднелось изображение все той же женщины, исполненное с поразительным мастерством, передававшим исступленное и неземное выражение лица волшебницы. Человек, носивший это единственное в своем роде украшение, слегка опирался на столик и с достоинством приветствовал вошедших легким поклоном. При этом на лице у него появилась печальная и вежливая улыбка. Кланяясь, он приподнял над головой шляпу, обнажив черную как смоль шевелюру, которой природа щедро его украсила.

Посетители держались менее уверенно. Глубокая тревога, с которой Ладлоу и патрон взошли на борт судна знаменитого контрабандиста, сменилась изумлением и любопытством, и они едва не забыли о цели своего посещения. Олдермен ван Беверут выказывал беспокойство и подозрительность и явно думал о своей племяннице меньше, чем о возможных последствиях предстоящих переговоров. Все трое молча ответили на приветствие хозяина, ожидая, чтобы он заговорил первым.

— Мне доложили, что я имею удовольствие принимать у себя офицера королевской службы, богатого и уважаемого владельца Киндерхука, а также достопочтенного члена городской купеческой гильдии олдермена ван Беверута, — начал молодой человек. — Нечасто моя бедная бригантина удостаивается такой чести. Позвольте от имени моей повелительницы выразить вам благодарность.

Произнеся эти слова, он вновь поклонился с торжественной важностью, будто все гости были ему одинаково незнакомы. Однако молодые люди заметили скрытую улыбку, мелькнувшую в углах рта контрабандиста, которому даже они не могли отказать в редкой и поразительной красоте.

— Мы служим одной повелительнице, — заметил Ладлоу, — и ее воля — закон для всех нас.

— Я понимаю вас, сэр, однако едва ли есть необходимость говорить, что супруга Георга Датского не признается здесь госпожой… Подождите, сэр, прошу вас, — быстро добавил он, видя, что Ладлоу намеревается возразить. — Нам нередко приходится беседовать с ее слугами. Насколько мне известно, вас привели сюда иные дела, а потому предположим, будто все, что может сказать ревностный офицер и верноподданный человеку вне закона и нарушителю таможенных правил, уже сказано. Этот вопрос должен быть решен в другое время и в другом месте, под распущенными парусами наших быстроходных кораблей и при прочих атрибутах нашей профессии. Поэтому давайте говорить только о том, что привело вас сюда.

— Считаю, что джентльмен прав, — подхватил патрон. — Уж коли речь зайдет об интересах казначейства, то нет смысла утруждать свои легкие речами, которые пристали платным адвокатам. Двенадцать присяжных, полных сочувствия к превратности торговли и знающих, как трудно зарабатывать и как легко тратить деньги, разберутся в деле лучше, чем все болтуны колонии вместе взятые.

— Если я предстану перед судом двенадцати беспристрастных Даниилов[92], я соглашусь с их приговором, — подхватил контрабандист все с той же затаенной улыбкой. — По-видимому, вы и есть Миндерт ван Беверут? Понижению цен на пушнину или каким-нибудь колебаниям цен на рынке обязан я вашему визиту?