Морские были

Хмуро, недружелюбно встретило путешественников суровое Северное море. Резкий ветер крепчал с каждой минутой, и вскоре грянул жестокий шторм.

Лисянский не зря так тщательно подбирал свою команду. В прежние плавания он не раз наблюдал за работой английских моряков, однако такого бесстрашия, четкости, быстроты, как показали теперь, в минуты опасности, его матросы, капитану и самому видывать еще не приходилось.

Встретившись через несколько дней в английском порту Фальмуте с Крузенштерном, он сказал:

- Матросы у меня - орлы! С такими и на край света идти не страшно.

- Я тоже не нарадуюсь команде, - заметил Крузенштерн. - Подобные бури случаются редко. В ту ночь погибло несколько английских кораблей. А мы выстояли. Значит, дорога обещает быть счастливой.

- Она должна быть не только счастливой, но и плодотворной для науки, сказал Лисянский. - Помнишь, в прошлых наших походах мы не раз удивлялись иностранным капитанам, их безразличию к жизни океана, к изучению этой многообразной жизни. Что интересует, например, английских моряков? Только открытие новых богатых земель и, конечно, коммерция...

- О да! - подхватил Крузенштерн. - Я не забыл наших бесед... Выйдем из Фальмута и сразу же начнем систематические работы по изучению океана. К завершению плавания мы накопим огромный материал о направлении и особенностях различных морских течений, о температуре морской воды на разных глубинах, о барометрическом давлении, о климате, приливах и отливах в разных районах океана... Это будет началом целой науки, которая должна быть создана, так как она необходима.

Лисянский улыбнулся:

- Красивое слово - океанография! Быть может, новая наука так и будет названа? Мы потрудимся ради нее на славу!..

Через несколько дней на одном из причалов Фальмута два молодых капитана, захваченные грандиозными планами первых исследований в океане, вышли в путь. А еще через полмесяца в порту Санта-Крус на острове Тенериф экипажи пополнили запас провизии и пресной воды и направились к экватору.

Внезапные шквалы нещадно швыряли малые корабли, рвали паруса, рушили на палубу кипящие гребни волн. Но оба судна попрежнему уверенно шли на юг. 26 ноября над "Невой" и "Надеждой" торжественно зареяли флаги; грянули орудия, и капитаны обменялись приветствиями: впервые русские корабли пересекли экватор.

Стоянка на острове Екатерины и в португальском колониальном городе Ностра-Сенеро-дель-Дестеро, где страшные невольничьи рынки под сенью прекрасных тропических пальм являли весь позор и ужас принесенной европейскими завоевателями "культуры" - и снова дорога, снова океан...

Грозный мыс Горн, прославленный яростью штормов, медленно проплыл за бортом: черный, безжизненный, словно выжженный огнем... Впрочем Лисянскому и его команде этот мыс не казался таким уж грозным. В записи капитана "Невы" угадывается усмешка: "Хотя многие, многие мореходцы опасаются обходить мыс Горн, но, по моим замечаниям, он почти не отличается от всех других мысов, лежащих в больших широтах".

Лисянского беспокоило другое: в туман и шторм давно уже потерялась из виду "Надежда". Где Крузенштерн? Не потерпел ли он аварии?

После долгой разлуки друзья неожиданно встретились у острова Нука-Хива, у его гостеприимных чернокожих обитателей. Но встретились ненадолго. Крузенштерн спешил на Камчатку и к японским берегам, "Неву" давно уже ждали в Русской Америке. У Сандвичевых (Гавайских) островов капитаны снова пожали друг другу руки, и "Надежда" первая подняла паруса. Вскоре, держа курс на север, вышла из бухты и "Нева".

Приход первого корабля из далекой столицы был огромным праздником для русского населения Аляски. Но радость этой долгожданной встречи омрачалась печальной вестью о гибели русской колонии на острове Ситка. Лисянский узнал, что полудикое воинственное индейское племя колошей напало на горстку русских людей и после долгой осады ворвалось в колонию... Только трое русских случайно спаслись. Кто подстрекал колошей к этому неожиданному нападению, догадаться было не трудно: в многочисленной толпе, окружившей поселок, были и "культурные" американцы - они-то и усердствовали больше других в резне, не щадя ни женщин, ни детей...

С приходом корабля на побережье сразу наступило затишье: наверное, грозный вид корабельных пушек поостудил рвение американских "вояк".

Находясь у берегов Аляски, Лисянский вспомнил пылкие юношеские свои мечты: пройти в неизведанные широты. Теперь ему представлялась такая возможность. И Юрий Федорович твердо решает, не возвращаясь к Сандвичевым островам, по пути в Кантон исследовать еще никем не посещенные районы океана.

Однако это отклонение от курса и потеря времени могли вызвать недовольство начальства. Стремясь заранее оправдать свое решение. Лисянский заносит в журнал краткую запись: