Читаем Морские дьяволы полностью

Равномерный гул авиационных моторов сменился отрывистым клокотанием это летчик убрал газ и пошел на посадку. Под нами был остров Сайпан. Через окно самолета я видел лабиринт больших и малых взлетно-посадочных полос, с которых круглые сутки самолеты армейской и морской авиации уходили на боевые задания. Повсюду чернели развалины и зияли воронки от снарядов. На вечнозеленом фоне тропического ландшафта резко выделялись только что построенные здания. Под нами промелькнула бухта с массой стоявших на якорях кораблей и сновавших во всех направлениях небольших катеров. Я успел разглядеть плавбазу «Фултон», окруженную подводными лодками. Среди них должна быть «Танни», которая, как я узнал из сообщения, полученного мною на Гуаме, прибыла сюда накануне. Командиром ее был капитан 3 ранга Джордж Пирс. В числе вновь прибывших был профессор Малькольм Гендерсон с двумя специалистами по гидролокационной технике — младшим лейтенантом Робертом Дай и старшим техником Нигретти. Итак, сцена готова. Все члены труппы в сборе. Можно начинать репетиции спектакля «Гидролокатор «Танни»». Мы прибыли на Сайпан 2 марта 1945 года. Следующие два дня я намеревался провести на «Танни», чтобы испытать действие ее гидролокационной аппаратуры при форсировании минных заграждений, выставленных в учебных целях в открытом море милях в пяти от якорной стоянки «Фултон».

Самолет подрулил к зданию, в котором размещался пункт управления полетами, и летчик выключил моторы. Меня встретил старший офицер штаба базы подводных лодок на острове Сайпан капитан 2 ранга Петерсон. Мы уселись в его виллис и на предельной скорости помчались мимо бульдозеров, грейдеров, бомбопогрузочных автомашин и виллисов, беспорядочным потоком двигавшихся по еще не достроенной дороге. Наконец, после короткого перехода на катере мы ошвартовались у борта «Фултон».

Там меня ожидал профессор Малькольм Гендерсон, высокий, черноволосый, худощавый человек, которому едва перевалило за сорок. Судя по его широкой улыбке и приподнятому настроению, он, словно молодой матрос на подводной лодке, рассматривал свое пребывание на действующем флоте, как приключение, связанное с удовольствием увидеть в действии детище своей лаборатории гидролокатор и подготовить его к обнаружению минных заграждений противника, выставленных у островов Окинава и Формоза, в Желтом море и Корейском проливе. Крепкое рукопожатие Гендерсона внушало уверенность, что ему по плечу такая работа и что он выполнит ее тщательно и со знанием дела.

С того дня, как мы встретились на борту «Фултон», и до 4 июля, когда «морские дьяволы» с победой возвратились из Японского моря, высокочтимый профессор редко бывал в своей Калифорнии, но зато на подводных лодках он проплавал почти столько времени, сколько нужно для получения «Значка дельфина» — эмблемы подводной службы, гордости подводников. Миллионы наших людей в то время с готовностью отдавали все лучшее, что было у них. Лучшим у профессора Гендерсона были его блестящие идеи и драгоценное время, и он отдавал их, не задумываясь. Мы, моряки, редко встречавшиеся с людьми науки, учились у него.

На рассвете 3 марта мы вышли в район испытаний, где на буях были закреплены шесть учебных мин. День обещал быть хорошим. Но когда мы погрузились на перископную глубину и начали сближение с целью, нас уже не радовала никакая погода. Гидролокатор — наша главная надежда — бил мимо цели, и не раз, не два, а систематически. Сколько бы раз мы ни выходили на цель, и при этом в условиях, близких к идеальным, результат был один никакого результата. Выбросы на экране расплывались в бесформенные световые узоры, а в репродукторе вместо звонков слышалось мышиное попискивание. И на близкой, и на дальней дистанции прибор работал одинаково отвратительно. От присутствия трех или четырех эскортных миноносцев, искавших неприятельские подводные лодки в районе учебного минного поля, на душе не становилось легче. Нередко своими шумопеленгаторами они засекали нашу подводную лодку, и если бы не верный страж — эскортный миноносец, все время болтавшийся поблизости, они не преминули бы сбросить на нас парочку «гостинцев». Да, нам явно не везло в тот день!

Даже Малькольм Гендерсон чувствовал себя не в своей тарелке. А обо мне и говорить нечего. Пот с меня так и лил. При температуре воды около 27° это немудрено, но пот у меня был холодный и липкий, как у человека, попавшего в беду. Действительно, мог ли я доверить судьбу своих людей и безопасность кораблей прибору, который, действуя от случая к случаю, настолько ненадежен, что может отказать в самый критический момент?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное