Дальше события развивались примерно следующим образом. Первое донесение прислал капитан 3 ранга Фут — командир подводной лодки «Тредфин». Он находился в очень выгодном положении, позволявшем торпедировать гигантский линейный корабль «Ямато» (еще в 1943 году подводная лодка «Скейт» атаковала его двумя торпедами), однако действовавшие в то время боевые инструкции требовали сначала передать донесение, а потом атаковать. Строгое соблюдение этого правила не позволило ему выйти в атаку и, возможно, потопить самый большой в мире линейный корабль. Но действовал он совершенно правильно. Приказами предусматривалось, что такие важные сведения, как в данном случае, должны немедленно докладываться командованию. Если бы «Тредфин» вышла в атаку, не донеся об этом предварительно командованию, и сама была бы потоплена, японское соединение специального назначения во главе с «Ямато» (другой линейный корабль, о котором упоминалось в донесениях, оказался крейсером «Яхаги») могло бы достигнуть своей цели и причинить неисчислимый урон нашим транспортам у острова Окинава. Две другие подводные лодки тоже пытались преследовать японцев, но не смогли догнать их. Тогда в погоню включились авианосцы адмирала Спрюэнса и вице-адмирала Марка Митчера, и на следующее утро оба больших корабля противника под градом авиационных бомб и торпед отправились на дно моря вместе с четырьмя эскадренными миноносцами. Так наступил конец могуществу императорского японского военно-морского флота. И надо признать, что путь свой он закончил с честью.
15 апреля мы с Барни вышли на подводной лодке «Бауфин» в район учений. Фамилия ее командира Алека Тайри уже была мне знакома. Я имел удовольствие прикрепить «Военно-морской крест» к груди его брата Джона Тайри после его возвращения из полного опасностей и риска боевого похода. С одним только 102-мм орудием на своей подводной лодке «Финбэк» Джон атаковал три вооруженных торговых судна, и лишь одному из них удалось удрать. Джон Тайри Шел на большой риск, который мог бы быть расценен как неоправданный, но такова уж война, где от награды до военно-полевого суда — один шаг. Вскоре Джон уже был назначен адъютантом в Белый дом. Я заявил по этому поводу решительный протест, но помощник президента по военно-морским делам ответил, что это назначение — честь для подводных сил.
— Да, но я думаю, что и японцы порадуются этому, — возразил я, не проявив ни малейшей благодарности за честь, оказанную подводным силам.
Алек Тайри вступил в игру довольно поздно, но успел поддержать фамильную честь, потопив пять судов противника.
18 апреля мы произвели последнее испытание гидролокатора на подводной лодке «Бауфин» и отправили ее в боевой поход с заданием определить координаты вероятного минного заграждения у восточного входа в Сангарский пролив. По нашим предположениям, там погибли две наши подводные лодки. Как выяснилось после войны, на самом деле там нашли свою могилу не две, а три подводные лодки. «Бауфин» обнаружила мины и, кроме того, потопила два неприятельских судна. Затем она возвратилась на остров Гуам для последних приготовлений к «операции Барни».
12. Радиолокатор расстраивает планы «Сихорс»
В тот самый день и в те самые часы, когда мы совершали приятное учебное плавание на «Бауфин», подводная лодка «Сихорс», находившаяся далеко к северо-западу от острова Гуам, оказалась в очень тяжелом положении. 18 апреля 1945 года «Сихорс» и 80 членов ее экипажа, жизнь которых целиком зависела от живучести их корабля, провели 17 ужасных часов на холодном черном кладбище, именуемом дном Восточно-Китайского моря. Мрак, холод и безмолвие царили здесь, среди липкого засасывающего ила, в нескольких десятках метров от голубой поверхности моря, на которой играют слепящие блики солнца и луны, звезд и облаков.
Вспоминая впоследствии свои злоключения на борту «Сихорс», ее командир, капитан 3 ранга Грир, рассказывал: «Попали мы, надо признаться, крепко! Если бы не мои люди, не знающие, что такое поражение или страх, и не прекрасные качества подводной лодки, оказавшейся прочнее, чем мог предполагать даже ее конструктор, вряд ли мы были бы сегодня с вами. 17 дьявольских часов на грунте под ударами японских глубинных бомб! Но больше всего я боялся, что не дотяну до той минуты, когда можно будет передать вам сообщение о минах и минных полях, обнаруженных моим гидролокатором. Если я не смогу всплыть и донести вам по радио об обнаруженных нами минных заграждениях, значит, я не выполню задания. Вряд ли есть чудаки, получающие наслаждение от собственных неудач. Мы должны были во что бы то ни стало связаться с вами и сообщить данные о минных полях.
Повреждения у нас были очень серьезные. Из строя вышли оба перископа: их окуляры были разбиты, а трубы залиты водой. Мы слепы, глухи и немы до тех пор, пока нам не удастся использовать для связи с внешним миром наш радиопередатчик. Оба наших гирокомпаса дышали на ладан, и слава богу, что до выхода из базы я уничтожил девиацию магнитного компаса».