Морские дьяволы

— Лево руля! — скомандовал Стэйни. — Курс 270°. Срочное погружение! Глубина 90 метров. Приготовиться к атаке подводной лодки глубинными бомбами и к переходу на бесшумное движение. Нужно убираться, пока все еще спокойно. Это продлится недолго.

Плавно и быстро, словно акула, «Кревалле» повернула свой нос на запад и в то же время так наклонила его, что в камбузе посыпалась с полок посуда. Подводная лодка погрузилась на заданную командиром глубину ничуть не медленнее, чем скоростной лифт с тридцатого до первого этажа. Для сохранения равновесия при таком погружении все наклонились назад и придерживали предметы, которые могли упасть.

Действовали люди почти автоматически — все их мысли были прикованы к трем торпедам, которые только что вышли из носовых аппаратов. Попадут ли они? Станет ли одним преследователем меньше в жестокой контратаке, которая вот-вот должна начаться?

Гидроакустик склонился над своей аппаратурой. Шумы от винтов торпед становились все слабее, а грохот винтов эскадренного миноносца напоминал теперь удары грома.

С момента выстрела прошло 60 секунд. Стало ясно, что атака потерпела неудачу. Когда с секунды на секунду ждешь оглушительного взрыва почти 300 килограммов взрывчатого вещества, находящегося в зарядном отделении торпеды, отсутствие всяких звуков — плохая новость. Чем больше становился промежуток времени между залпом и напряженно ожидаемым моментом взрыва, тем отчетливее люди понимали, что атака оказалась бесплодной.

Японцы, вероятно, заметили неглубоко идущие торпеды. Впрочем, если они даже не заметили их, то наверняка насторожились после взрыва торпед в конце заданной им дистанции.

«Кревалле» погрузилась еще глубже. В то же время было приостановлено использование всех устройств, которые могли бы демаскировать лодку своими шумами. Подводники делали все, чтобы высокочувствительные гидроакустические приемники противника не обнаружили шума винтов и механизмов на «Кревалле», иначе ей грозит гибель.

Гидроакустик настороженно следил за шумами винтов кораблей противника и своих торпед. В 15.32, через семь минут после выстрела, он отметил взрыв первой торпеды. Но вместо характерного звука взрыва при ударе о стальной борт корабля раздался лишь слабый взрыв торпеды, прошедшей свою дальность хода. Кроме шума, никакого эффекта. Промах! Через 30 секунд рванула вторая торпеда. Тоже промах! А взрыва третьей торпеды и вовсе не было слышно.

И словно для того, чтобы компенсировать взрыв этой торпеды, в 15.37 разорвались первые четыре глубинные бомбы из того ливня, который обрушился на подводную лодку. Обычно при атаке подводной лодки глубинными бомбами атакующему кораблю не приходится долго ждать результата, но эти эскортные корабли, очевидно, принадлежали к базовым силам морской охраны или же слишком долго пробыли в водах, где им не приходилось действовать против подводных лодок. Во всяком случае, их боевая подготовка была явно не блестящей.

Кроме того, в воде в это время, к счастью для «Кревалле», имелся так называемый слой скачка, в котором баротермограф отметил восьмиградусную разность в распределении температуры. Срочно погружаясь, подводная лодка уже прошла его. Как мы установили, эти слои всегда вводят в заблуждение преследователей, искажая направление гидроакустических импульсов и давая ложные показания о месте подводной лодки.

Стэйни и его экипаж напряженно следили за шумами винтов вражеских кораблей и ожидали новой лавины глубинных бомб. По всей подводной лодке ясно прослушивалась работа японских гидроакустических станций. Было сделано все, чтобы спасти «Кревалле».

Пытаясь чем-то отвлечься от мысли о мрачных серых тенях, мечущихся над подводной лодкой и стремящихся уничтожить ее, Стэйни вступил в разговор с Лэкином. Англичанин охотно поддержал беседу. Он спросил Стейнмеца, чем он объясняет неудачу атаки.

— Я знаю не больше вашего, — ответил Стэйни и спросил в свою очередь: А как вы думаете?

— Возможно, японцы увидели одну из наших торпед и изменили курс, предположил Лэкин.

— Что ж, может быть и так, — заметил лейтенант Морин, — или же на эсминцах услышали шум винтов торпед.

— Нет, — возразил командир, — едва ли они смогли бы уклониться от наших торпед. Ведь для этого у противника было не больше минуты. Скорость эскадренного миноносца равнялась 11 узлам, скорость торпеды — 46, следовательно, суммарная скорость их сближения составляла 57 узлов. Вероятнее всего, мы сами неточно определили его скорость, или же он резко изменил курс перед самым залпом.

Пососав свою незажженную трубку, Стэйни продолжал:

— Наверное, лучше было бы выстрелить в другой момент. При этой проклятой стрельбе на встречных курсах всегда ожидай неприятностей. Кажется, будто высоченный острый нос эсминца, как нож гильотины, опускается вниз, чтобы снести тебе голову. В подобных случаях Маш Мортон действовал куда более правильно.

— А что же он делал? — спросил Лэкин.