Открываю глаза: у нашего столика стоит девочка, с виду ровесница Сашки, тоненькая, сероглазая, одетая, кроме обычного тропического костюма, в шапку-зюйдвестку; стоит и с любопытством рассматривает наших детей. Видно, что ей очень хочется с нами поговорить. Приглашаю гостью за стол.
− Добрый вечер. Как тебя зовут?
− София. Вы здесь живёте?
− Нет, пришли морем, как и ты, наверное. Ты ведь тоже не здешняя?
− Ну да, мы живём на яхте. Всё время путешествуем. А как зовут вашу дочку?
Хорошо Сашке, нашлась ей на вечер собеседница. Девчонки уже радуются, уже предвкушают разговор, игры и секреты… но только они разговорились, переливчатый свист раздаётся с причала. Новая Санькина подружка удручённо вздыхает:
− Это папа зовёт. Надо выйти в море до шквала. О'ревуар! – отходит к причалу и, одним длинным движением размотав швартов, прыгает в шлюпку.
Эх, даже адреса электронного не оставила, а Сашка не спросила. Пусть была бы хоть пара писем, всё ж интересно. Вот и Санька поняла, жалеет.
Жалость продлилась ровно десять минут, до того момента, как в воде у досок причала замелькали в вечернем свете какие-то длинные тени. В ресторане зажглись огни и нижняя подсветка, и стало видно, что в воде лагуны шевелят плавниками какие-то огромные рыбины.
− Тарпоны – объясняет старик из-за соседнего столика – Разленились, живут подачками. Они уже и наживку не берут.
Кто-то запустил в воду кусок хлеба. Мгновенный бросок, всплеск, и опять тишина и сонные движения плавников. Интересно, есть ли в ресторанном меню тарпоны?
− Зачем вам они? – морщится пробегающий мимо официант – Есть их, конечно, можно, но ничего особенного. Хотите экзотики – есть сегодняшний марлин, пальчики оближешь!
Мы заказали на всех групера, ваху, дораду и лангуста, и в ожидании ужина играли в карты. Я от карт отказался, меня больше занимало небо на севере. С севера накатывалась туча, она вырастала в полнеба и гасила первые вечерние звёзды. Закатное солнце, уже невидимое здесь, отражалось от её вершины, окрашивая всё вокруг в потусторонний жёлтый цвет. Да, под ней – тот самый шквал, которого остерегался отец Софии, как раз пройдёт к югу от острова, у самого горла бухты. Поздние рыбаки, наверное, спешат сюда укрыться на полном ходу.
Всех поздних рыбаков оказался лишь один катер. Он подошёл к самому причалу, и старший рыбак зычно крикнул: «Эй, Франсуа, групер есть, брать будешь?» В доказательство он вытащил из холодильника и поднял для обозрения обещанного групера. О, это был достойный трофей! Ярко-красный, полтора метра в длину, он весил килограмм сорок, а в распахнутую пасть мог бы залезть Владька. Торг был скоротечен, рыбаки спешили, и только они дали ход, удаляясь от нас, как пришёл ожидаемый шквал. Здесь, в защищённой бухте, он был не особенно силён, но пальмы на холме почти легли под ветром. Затем на нас рухнул дождь, настоящий тропический ливень, и сразу всё за досками причала исчезло в сверкающей тьме. Нам принесли закуски, потом ужин, потом десерт, а дождь всё лил и лил. Затем на краткий промежуток ливень стих и в разрывах туч проглянули звёзды. «Бежим!» – сказал я – «А то опять припустит!» Мы поскорее расплатились, ударно вычерпали воду из тузика (а налилось её с неба немало) и отчалили. Уже на полпути огни нашей яхты стали меркнуть и расплываться. Буквально за пятьдесят метров до финиша ливень грянул снова, и за оставшиеся до швартовки полминуты мы успели промокнуть до нитки. Часть 10
Эта земля – тот остров, к которому мы плыли
«Мы идём на Кулебриту! Мы идём на Кулебриту» – распевает Сашка. Солнце встаёт над островами, чистыми и отмытыми до блеска вчерашним ливнем. Утренние волны просвечивают насквозь голубым и зелёным, разрезаются носом нашей яхточки, поднимая веера брызг, изредка окатывая Владьку, расположившегося на носу вперёдсмотрящим. Владька хохочет и дразнит волны босой ногой, да так, что я то и дело порываюсь бежать на нос, призывать его к порядку. Я вообще могу сейчас бегать по палубе сколько хочу, потому что штурвал – в надёжных Санькиных руках. В первый раз за всё плаванье у нас целиком детская вахта. А вот в салон спуститься или, например, в кокпите лечь у меня пока не получается. Волнуюсь. Здесь на выходе из бухты – мешанина из рифов, мелей и скал, и на всё разнообразие – ровно три буя, из которых, почему-то, видно только два. Вот и полагаемся на зоркие глаза вперёдсмотрящего и твёрдую руку рулевого.
− Справа по курсу рифы! – рапортует Владька с носа и, как условились, показывает направление рукой.
− Лево десять, курс сто двадцать! – Сашка перекладывает штурвал.
Идём под дизелем; под парусами в такой обстановке, да с Детками на вахте, было бы трудновато. А жаль! Утренний ветер дует ровно и буквально просит поставить грот. Решаю повременить до выхода из бухты. Нам на пути до Кулебриты очень хотелось показать Вере морской заповедник у Луиса Пеньи, а транс-кулебрский канал по глубине и дизайну непроходим ни для чего крупнее тузика.