В те дни 1943 года мы с волнением вслушивались в скупые слова сообщений Совинформбюро о событиях на фронте. Понятно, что нас особо интересовали бои над Кубанью, где развернулись настоящие воздушные сражения, в которых участвовали сотни самолетов. Интересовало буквально все: на каких самолетах воюют А. Покрышкин и его боевые товарищи, что нового появилось в действиях фашистских летчиков, что такое «этажерка», почему подобные тактические приемы не применялись в воздушных боях раньше? Мы не сомневались, что воздушные сражения в небе Кубани знаменуют перелом в борьбе за господство в воздухе в нашу пользу. У нас появилось больше новых самолетов, не уступающих по своим тактико-техническим характеристикам хваленым «мессершмиттам». Возросло летное и тактическое мастерство наших летчиков. При разборах полетов мы рисовали на доске покрышкинскую «этажерку», разбирали расположение и задачи тактических групп, их взаимодействие в различной обстановке.
В первых числах июля началась Курская битва. Сражения на земле и в воздухе отличались небывалой ожесточенностью. В них принимали участие сотни и даже тысячи танков с обеих сторон, в воздухе шли бои с участием сотен истребителей и бомбардировщиков. Молодые летчики мечтали попасть туда, где решалась судьба Родины. Но все понимали несбыточность этой мечты и необходимость выполнения боевых задач здесь, на самом южном участке советско-германского фронта.
Как- то ранним утром я сидел в кабине «мига» в готовности номер один. На аэродроме шли обычные учебные полеты. Взлетали и садились «миги», «киттихауки», в зонах техники пилотирования можно было видеть ведущих учебные воздушные бои самолеты. И вдруг подбегает техник звена:
- Командир, разбился Никонов!
Пятнадцать минут назад старший лейтенант Никонов в паре с младшим лейтенантом Самарой вылетели на учебный воздушный бой, а произвел посадку ведомый один, без ведущего. Он быстро зарулил на заправочную, выскочил из кабины и тут же оказался в окружении летчиков и техников. Самара, расстегнув Шлемофон, возбужденно и путано повторял:
- Упал. Разбился мой командир…
Кто- то усомнился:
- Может, выпрыгнул?
- Нет, я видел, как он врезался в землю, - отвечал Самара.
К стоянке подъехала полуторка. Из кабины вышел командир полка К. Денисов. Все расступились. Командир отвел Самару в сторону и стал его расспрашивать. Никому не хотелось верить, что К. Никонов погиб и что мы больше его не увидим. Летчики и техники переживали каждый по-своему. Некоторые негромко о чем-то переговаривались, пытаясь понять, что же могло произойти с Никоновым, другие молча курили.
Позже стали известны обстоятельства его гибели. В ходе учебного воздушного боя один на один преимущество было на стороне Самары, он постепенно стал заходить в хвост самолета своего командира. В один из моментов боя, на выводе из пикирования, Самара увидел, как с правой плоскости самолета Никонова сорвало большой кусок фанерной обшивки. «Миг» ведущего потерял управляемость и стал быстро вращаться вокруг продольной оси, сначала с траекторией, близкой к горизонтальному полету, затем со снижением. Так, вращаясь, самолет Никонова почти отвесно врезался в землю.
Почему же Никонов не выпрыгнул с парашютом? На все наши вопросы ответил Самара:
- Он не мог выпрыгнуть в таком положении при закрытом фонаре.
Мы знали, что при полете на большой скорости, особенно на пикировании, фонарь кабины как бы заклинивало внутренним повышенным давлением и для его открытия требовались очень большие физические усилия. Так, видимо, получилось и у Никонова. Он, безусловно, до последнего мгновения боролся за жизнь, пытаясь сдвинуть с места фонарь, хотя бы немного, чтобы можно было в щель просунуть руку. Если бы это удалось, сильный воздушный поток помог бы открыть злополучный фонарь. Летчику не хватило всего лишь нескольких секунд…
Мне вспомнился подобный случай в училище, произошедший со старшим лейтенантом А. Давыдовым также на самолете МиГ-3. Сорвавшись при пилотаже в штопор, Давыдов пытался до предельно малой высоты вывести и спасти машину. В самый последний момент на высоте всего 150-200 метров он огромными, пожалуй, нечеловеческими усилиями приподнялся в кабине, повернул ранец парашюта и дернул кольцо. Парашют сработал безотказно, раскрылся и выдернул Давыдова из кабины перед самой землей. Он приземлился в нескольких метрах от обломков самолета.
Все, кто наблюдал со старта штопорение Давыдова, не могли видеть раскрытия парашюта из-за небольшой горушки и были убеждены в неизбежной его гибели. Каково же было наше удивление, когда увидели Давыдова живым и невредимым. Да, ему повезло, но и сам он не растерялся, проявил настойчивость и решимость бороться до конца.