Морские нищие

— Девочка после казни отца убежала к нашим бывшим складам, где раньше жила с ним, и… каким-то образом… утонула в канале. Впрочем, тела не нашли.

Не прибавив больше ни слова, важная дама из торговой столицы Голландии пошла дальше.

Скрип тележки заставил Иоганна, сидевшего в ожидании, встать. Слуга вкатил больного на вид старика. Иоганн подошел к нему и крепко пожал здоровую левую руку.

— Я вас потревожил, — простите!

— Что вы! Что вы, Иоганн! Я так рад каждому в моем уединении! А вам — больше многих.

Голос Швенди звучал печально.

— Как здоровье вашей милости? — спросил участливо Иоганн, когда слуга вышел.

— Мое здоровье? — пожал плечом Швенди. — Кому оно теперь нужно, кроме этого славного малого, которому я, вероятно, смертельно надоел?

— Он, я знаю, служил под вашим началом в коннице…

— Тем более, тем более, мой друг. Но не во мне дело. Не стало «Его»! Не думайте, что я всегда бывал согласен с его политикой. Нет, я открыто высказывался, например, против переговоров с Францией. Я спрашивал: чем Генрих Валуа достойнее своего брата-предателя?.. Разве можно было, забывая Варфоломеевскую ночь, приглашать в Нидерланды третьего брата — герцога Анжуйского?

— Да! — страстно подхватил Иоганн. — Почему он не был только с нами, простым народом? Ведь он знал, что простой народ отдавал за счастье родины всё без остатка! Почему же он полагался не на нас, подлинных защитников родины, а на иноземцев, на дворян, на купцов и важных господ из магистратов? Кто из них платил своей кровью, своей жизнью? Они жертвовали только нажитыми богатствами, которые быстро потом возместили. Почему вместе с ними он отстранил нас от всех завоеванных нами прав?

— Каких прав, мой друг?

— Прав самим решать и строить свою судьбу дальше.

Швенди молчал.

— Я давно хотел, — заговорил Иоганн тихо и серьезно, — спросить у человека высокой чести и доблести… А вашу милость я считаю именно таким…

Швенди отрицательно покачал головой:

— Теперь я только инвалид и не способен, вероятно, справедливо судить о жизни. Я выброшен из нее, как негодный поломанный и заржавленный меч. Вам следует побеседовать лучше всего с Марниксом Сент-Альдегондом. Покойный принц высоко ценил его. Сколько исторически важных бумаг — различных соглашений, уставов, условий — написано пером Марникса! Немало стран посетил он в качестве уполномоченного посла Генеральных штатов.

— Вот-вот! — перебил его Иоганн. — Они посещали чужие страны!.. Они предлагали заплатить Нидерландами за военную помощь! И это в то время, как горел Зютфен, горел Нарден, умирал с голоду Гарлем, изнемогал Лейден, а мы прорывались к ним сквозь огонь, воду и кровь… Не говорите мне о «государственных людях»! Я пришел не к ним, а к вам — бойцу, чья неподвижная теперь рука не в силах поднять знамя своей боевой славы, но чья слава — отвоеванная свобода родины!

В охватившем его порыве Иоганн быстро склонился к парализованной руке и припал к ней губами.

У Швенди перехватило дыхание, и он откинулся на спинку своей тележки:

— Не я!.. Не я!.. Мы все… все заслужили эту славу…

Несколько минут Иоганн взволнованно ходил по комнате.

Потом снова подсел к больному.

— Ваша милость напомнили мне о государственных бумагах, — начал он опять, — соглашениях, условиях… Когда-то мне было не до них. Наши корабли диктовали свои особые условия. Но с тех пор у меня появилось время прислушиваться к «соглашениям» Генеральных штатов. Когда на собрании штатов Голландии здесь, в Дельфте, еще восемь лет назад, представитель простого народа требовал — а он имел право требовать — народного суверенитета, что ответили ему господа из магистратов и «государственные люди»?.. А ведь простой народ устами своего представителя сказал тогда святую истину: законным государем свободной страны должен быть сам народ, а господа из магистратов и «государственные мужи» являются только должностными лицами и выборными этого народа.

Швенди молчал. Иоганн напомнил ему еще, как особым указом Голландских штатов три года назад все народные ополчения и союзы были лишены права участвовать в решениях городских и государственных дел.

— Им уже мешали те, кто добывал свободу. Им мешали и знаменитые консистории, когда-то немало потрудившиеся с их тайного тогда согласия и поддержки. Они захватили в свои цепкие руки..

— Кто именно, мой друг?..

— Снейсы!

Швенди в недоумении посмотрел на разгоряченное лицо Иоганна:

— Я как будто слышал эту фамилию не раз… Но почему вы говорите во множественном числе?

— Их больше, чем можно предположить. И они сильнее, чем я предполагал когда-то. Они оттеснили «хозяина» в его же доме.

Иоганн так и не дождался от старого воина ответа на свои сомнения и вопросы. Но на прощание Швенди притянул его и, как сына, благословил на дальнейший жизненный путь.

— Вы еще не стары, Иоганн, и у вас сын. Может быть, вы или он… сумеете сами решить то, что терзает вас теперь. «Хозяин», как вы сказали, конечно, должен быть главой своего дома. Но я — человек уходящий. Я не осмеливаюсь казнить память того, кому служил как вождю столько лет. Я не могу не оплакивать его преждевременной гибели…