Морские нищие

— «Воркотни»! Паршивого юнца пригрели, всё ему доверяют, как своему. Деньги сами в руки плывут. Такая красавица! Не графу впору, а самому бы императору или наследному принцу. А он, дурак, впрямь, кажется, не понимает счастья. «Воркотня!..» Постыдился бы старуху обижать! Еще не хозяин пока!

Так вот в чем дело! Перед Иоганном точно приоткрылось тайное оконце в этот дом-крепость. Уж не подыскивают ли красавице Барбаре подходящего мужа? В деньгах она не нуждается — самая, говорят, богатая невеста в городе. Над знатностью рода отец ее только посмеивается. Ему нужен смекалистый помощник для будущих торговых дел. Да и красавице он, кажется, тоже по душе. Недаром она поджидала его, глядя на улицу в первый же день его прихода в Антверпен. Иоганн схватил старуху за руку:

— Слушай, скажи своей раскрасавице, что мне рановато распевать с ней любовные песни! Да и время теперь не такое…

Он не успел договорить. В комнату вошел старик слуга.

— Хозяин просит вашу милость пожаловать вниз, — сказал он и повернулся к няньке: — Хозяйская дочка зовет.

Иоганн, не раздумывая, сбежал по лестнице.

За столом сидел человек гигантского роста, в сером платье гёза, какие теперь носили дворяне-«союзники». Короткий плащ из грубой шерсти был брошен на спинку стула. А знаменитая нищенская сума с деревянной чашей лежала возле, на скатерти. Огромная ладонь знатного гёза подкидывала ремни сумы подобно игральным костям. Иоганн старался припомнить, где не так давно он видел этого великана. Но тогда тот был на богато убранном коне, в нарядном платье и перьях, сверкал камнями и золотом. Да это граф Генрих Бредероде!.. Опять, значит, за деньгами к Снейсу. Но зачем тут же сидит бургомистр Антверпена в своем черном бархатном кафтане с меховой опушкой и степенно поглаживает знакомую всему городу холеную волнистую бороду?

Снейс представил Иоганна гостям:

— Этот юноша, несмотря на молодость, обладает редкими качествами ума, уж поверьте мне, ваши милости. Я разбираюсь в людях.

Бредероде шумно встал и хлопнул Иоганна по плечу:

— Нидерландец?

— Нидерландец, — ответил Иоганн.

— И любишь родину?

— Если бы не любил, не назвался бы нидерландцем.

— А знаешь, в чем ее беды и несчастья?

— Знаю: в нищете одних и богатстве других.

Снейс нахмурил брови. Ван Страален предостерегающе кашлянул. Бредероде расхохотался:

— Молодец! Ясно и просто. — Он схватил со стола суму и потряс ею. — Но скоро мы все будем равны. А кто наши грабители, знаешь?

Иоганн медлил с ответом.

— Король — раз! — загибал пальцы Бредероде. — Католическая церковь — два!

Иоганн пристально посмотрел в лицо Снейсу, и тот нахмурился еще больше.

— Хочешь послужить родине? — спрашивал между тем граф.

— Только родине и собираюсь служить. — Иоганну становился неприятен этот бесцеремонный разговор.

— Молодец! Ай да молодец! Так и должен отвечать истинный сын нашей родины! — снова хлопнул его по плечу Бредероде. — В чем будет состоять твоя служба, скажет тебе хозяин.

— У меня пока нет хозяина, — вспыхнул Иоганн.

Вмешался Снейс:

— Мы все по мере сил и умения служим единому общему хозяину — Господу Богу.

Иоганн не понимал, куда гнет «добрый паук». Ван Страален молчал. Бредероде досадливо отмахнулся:

— Бог слишком высоко обитает. А у нас дела земные. И не Богу, а нам самим придется накинуть узду на его нечестивых служителей — попов, монахов, инквизиторов-епископов и на всю эту саранчу, наводнившую Провинции. Ты, я вижу, юноша неглупый, смелый. А чернь глупа. Ей надо хорошенько растолковать, кто ее грабит и куда идут богатства страны. В королевскую ненасытную казну — раз! В папскую, не менее ненасытную, — два! Да еще в небольшие, но многочисленные и чересчур жадные карманы католического духовенства — три! А своим, нидерландцам, не сегодня-завтра останется только это — нищенская сума! Да здравствуют гёзы!..

Он вскинул ремень с сумою на богатырское плечо и обошел вокруг стола, заполняя своим телом чуть ли не всю комнату.

Вошла приодевшаяся Барбара. Опустив ресницы, она присела перед гостями в низком поклоне. Бредероде так и остался на месте с торжественно поднятой рукой.

— Дорогой Снейс, — выговорил он задохнувшись, — да у вас в доме клад! Клянусь этой почетной сумой, вот кому должно поклоняться, как совершенству! Скорее позовите сюда прославленных художников Фландрии. Да все католические святые, с самой Мадонной во главе, померкнут перед такой красотой!

Чувствуя, что на него больше не обращают внимания, Иоганн вышел и, миновав двор, очутился на улице. Три с половиной месяца назад бродил он вокруг этой денежной крепости, не зная ни красавицы Барбары, ни ее надежд на него, ни расчетов ее отца. Его собираются теперь впутать в какое-то новое, непонятное дело. Что-то здесь не так.