Морские нищие

Генрих оглянулся вокруг. Комната была обставлена скромнее комнаты любого горожанина. Кроме стола, простой кровати и нескольких стульев, в углу стояло запыленное, изодранное знамя. Генрих развернул истрепанный шелк цвета дома Оранских. На оранжевом поле голубой пеликан терзал свою грудь, чтобы накормить птенцов кровью сердца. Генрих знал эту эмблему. Вот именно — Нидерланды должны питать надежду на освобождение только своею собственной кровью…

Оранский вернулся.

— Простите, — сказал он глухо. — Я только что получил известие о моем старшем сыне… Король Филипп отомстил мне. Еще в феврале прошлого года он хитростью увез в Испанию тринадцатилетнего графа Бюрена. Ребенка сумели обольстить обещаниями, и он дал увезти себя…

В чужой столице

Оранскому казалось, что нет пока надежды на возможность продолжать борьбу. Но во Франции в это время опять поднялись гугеноты. И принц во главе полутора тысяч всадников, имея в свите двух своих братьев и Генриха ван Гааля, отправился под знамена Колиньи — предводителя французских протестантов.

Генрих всей душой приветствовал решение снова заручиться поддержкой соседей, помогая их правому делу. Было ясно, что в настоящую минуту все открытые действия будут бесплодны. Приходилось ждать, а ждать и бездействовать было слишком мучительно. И он почти обрадовался междоусобной войне во Франции.

В октябре 1569 года в Монконтурской битве Генрих в первый раз дрался с войсками Альбы, посланными на подмогу французскому королю. Кампания была короткой. Карл IX заключил с гугенотами мир. По договору он также давал тайное обязательство послать адмирала Колиньи с французскими войсками в Нидерланды на помощь Оранскому.

Генрих ликовал. Дела Провинций хоть медленно, но улучшались. Оранский, переодетый крестьянином, вместе с младшим братом и патером Габриэлем поспешил пробраться сквозь неприятельские линии в Германию, чтобы попытаться вновь собрать необходимые средства. Генрих ван Гааль остался в Париже с Людвигом Нассауским, который, в свою очередь, старался приобрести надежных друзей. Он уже успел получить несколько аудиенций у короля и подолгу беседовал с посланником Елизаветы Английской Вольсингамом.

В доме адмирала Колиньи каждый день происходили совещания. Генрих ван Гааль, как доверенный Оранского, присутствовал на них. На собраниях обсуждалась двойственная политика императора Максимилиана. А между тем союз с ним был почти решающим для Нидерландов.

Людвиг ходил в волнении по кабинету главы гугенотов и с возмущением говорил:

— Император требует, чтобы брат «сидел смирно», пока он не договорится с Филиппом Вторым. Под влиянием дружественно расположенных к Нидерландам курфюрстов он посылал к Альбе даже специальных послов, стараясь убедить герцога сложить оружие, покуда испанский король не даст ответа. Император назначил ходатаем в Мадрид своего родного брата. Но мы-то хорошо знаем, можно ли верить словам испанского короля.

Колиньи старался успокоить Людвига:

— Император искренне желал быть полезным Нидерландам. Но этому помешали чрезвычайные обстоятельства. Король Филипп снова овдовел, император мечтает выдать за него замуж одну из своих дочерей. Согласитесь: испанский король — неплохая партия?

Людвиг круто остановился:

— Ходят слухи, что Филипп Второй убил жену. Говорят о каких-то тайных отношениях ее с покойным инфантом.

Генрих хотел возразить, но Колиньи сказал:

— Это ложные слухи. Королева умерла от родов через три месяца после смерти дона Карлоса… — Колиньи, с минуту помолчав, продолжал: — Нам следует окончательно обсудить план вооруженного вторжения в Нидерланды. Сеньор де Плесси, — обратился Колиньи к стоявшему поблизости молодому человеку, — не будете ли вы любезны хотя бы в общих чертах познакомить нас с порученным вам докладом его величеству королю французов?

Молодой человек развернул черновик доклада и торжественно начал читать. Записка была составлена в духе времени. Она звала монарха отомстить за старые оскорбления, нанесенные Франции Испанией, вызывала призрак Елизаветы Валуа, будто бы убитой Филиппом. В ней говорилось также о возможном присоединении богатых нидерландских провинций, некогда отнятых у Франции испанскими государями.

Генрих слушал, широко раскрыв глаза. Здесь, в чужой стране, так недвусмысленно решают судьбу его родины, не считаясь с ее собственным желанием! Целый народ собираются просто вырвать из рук одного тирана, чтобы передать его в руки другого. Но может ли допустить это Оранский? И почему ни словом не возражает Людвиг Нассауский?.. Но надо выслушать все же до конца.

Де Плесси указывал на удачное для Франции положение Филиппа:

— «Восстание мавров грызет внутренности его королевства; турецкая война терзает конечности[42], а мятеж в Нидерландах разъедает самое сердце…»