«Морские псы» Её Величества

У мистера Джереми Боутса был почти научный склад ума: он, к примеру, каждый год тщательно записывал (и никогда эти записи не терял) дату первого снегопада и первого весеннего дождя, день зацветания вязов и появление на рынке первых примул. И он подумал вот о чём: иноземец, совсем юный, которого уже ценит мистер Дрейк, — а уж кто-кто, а мистер Джереми Боутс умел разбираться в людях, ибо перевидел их на службе отцу и сыновьям Хоукинзам многие сотни. И он предвидел великую будущность капитана Дрейка.

Разумеется, о том, сколь высокого мнения капитан Дрейк об этом юном иноземце, мистер Боутс сообщать мальцу не стал.

Но вот тот ли это Зуйофф-Рашенсимен? Чтобы твёрдо убедиться в этом, нужна была ещё одна, последняя, проверка. Её-то и надлежало произвести мистеру Доркингу, вызванному, а точнее — приглашённому минут сорок пять назад.

5

Доркинг вошёл не как подчинённый, а как равный к равному. Надо сказать, что место этого молчаливого джентльмена в служебной иерархии фирмы Хоукинзов, а тем более, выполняемые им функции, оставались загадкой для коллег. Сидел мистер Доркинг один в узкой каморке, до потолка заваленной бумагами и тёмной. Обед приносил с собой и съедал в одиночестве — так что по съедаемому им ежедневно никто не мог определить, богат он или беден, женат или холост. Судя по манерам — холост и к тому же пьянчуга. Но судя по внешнему виду — какая-то довольно домовитая женщина о нём заботилась-таки.

Итак, в кабинет мистера Боутса вошёл тощенький, плоховато побритый брюнет с прилизанными волосами, закрывающими уши, и с воспалёнными глазами пьяницы. Впрочем, неожиданно пристальный и умный их взгляд заставлял усомниться в том, да точно ли перед вами пьяница, — хотя дрожание всех членов мистера Доркинга как будто подтверждало общее мнение о пьянстве мистера Доркинга.

Доркинг молча выслушал задание главного клерка: «Будьте любезны, установите, тот ли перед нами парень, что плавал с капитаном Дрейком в последние три заокеанских плавания», кивнул и недоверчиво переспросил:

— Что-что? Во все три? Я не ослышался?

— Да-да-да.

— В три подряд, включая... Надо же! — почти восхищённо сказал Доркинг и, подняв глаза к белёному, неровно оштукатуренному потолку с чёрными дубовыми балками, погрузился в неподвижную задумчивость на пару минут. И вдруг резко спросил:

— Так как по батюшке кличут кормчего на лодье «Святой Савватей»?

Тон был такой резкий, что Фёдор вздрогнул. И уж тогда сообразил, что... что вопрос задан по-русски![1]

6

Итак, проверка закончена, и Фёдор её выдержал с блеском. Потому что главный клерк в результате проверки порылся в своих бумагах, покивал своим невысказанным мыслям — и огорошил:

— Ну вот, мистер Зуйофф. Вы приняты в состав новой экспедиции мистера Джона. Должность — старший матрос и третий кандидат на должность третьего помощника капитана... Знаете, что это такое? Если убь... э-э-э... Если вдруг умрёт офицер, его место занимает первый кандидат на эту должность. Если умрёт вновь назначенный — второй кандидат займёт место. Сейчас я объясню, где стоит ваше судно, когда и куда идёт. И где познакомиться с капитаном Лэпстоком...

Фёдор молчал. Он не мог освоиться с мыслью, что он теперь не жалкий иностранец, нищий, не имеющий ни дома, ни работы, подлежащий, в сущности, аресту как бродяга, — а кандидат в офицеры заокеанской экспедиции! Мир перевернулся в один миг — и привыкать к новому его положению придётся, небось, полрейса.

7

И вот Фёдор снова ушёл за моря. Сначала — за неграми в Гвинею. Но у островов Зелёного Мыса экспедиция попала в безоблачный штиль. И три галеона стояли день, два, третий ... Как принято было в ту пору в английском флоте, «нет продвижения — нет и полной пайки». И экипаж перевели на четверть нормы солонины, полнормы сухарей и пресной воды. Голодновато — так и работы не было. Паруса свёрнуты — чтобы, если вдруг налетит внезапный шквал, не натолкнул суда друг на друга. На востоке виднелась уходящая в редкие белые облака остроконечная вершина горы Святого Антония, что в южной части Сайту-Антуана, самого западного в группе островов Зелёного Мыса, — а команда уже соскучилась по твёрдой земле, по зелени и свежей пище. Но этот берег был недоступен. Португальские власти занесли «Жоана Акиниша» — так они именовали Хоукинза — в чёрный список. Считалось, что он грабит португальские владения, когда он покупал в Верхней Гвинее у тамошних вождей подданных и пленников за железные изделия, оружие и красители для тканей (увы, невозвратно кануло в Лету то баснословное время, когда отец мистера Джона менял на здоровенных, могучих невольников безделушки вроде стеклянных шариков, зеркалец и бисером шитых кисетов). Хотя случалось, особенно на сыром, заражённом, по словам самих местных жителей, двадцатью двумя различными лихорадками, Невольничьем Берегу[2], что вожди не подозревали, что их исконные земли — «португальские владения».