Морские сапоги

Дул свежий ветер. Залив стал белым от пены. Пароходы, качаясь на волне, низко кланялись друг другу мачтами. Маленькие шампуньки и катера прыгали, как поплавки, дергая якорные канаты.

Шайтанов описал мундштуком широкую дугу и нацелил его на маленькую шхуну, притаившуюся у восьмого причала.

— Вон, видите «Север»? — сказал он, обернувшись. — Если найдется десяток моряков, я хоть завтра поведу его на Люги.

Тихий, как утренний бриз, шепоток пробежал по конторе.

— На «Севере» в Татарский пролив, в лед? На этой гнилушке? Да что он, с ума сошел? «Север»… Ему в печку пора, а не в ледовое плавание.

Корабли живут меньше, чем люди. Лет тридцать — сорок, вот и весь корабельный век. Но бывают такие счастливцы корабли, которые плавают по две корабельных жизни. Вот так и «Север». Этот проплавал семьдесят один год! Хаживал он в холодных полярных морях и в жарких тропических водах. Попадал в такие бури, когда ветер срезает мачты и рвет паруса, и в штили, когда парусники неделями болтаются на одном месте. Он два раза тонул и три раза горел, но из всех бед выходил как ни в чем не бывало, и слава самого счастливого судна прочно укрепилась за ним в порту.

Все это так. Но счастье счастьем, а чудес в наши дни не бывает. И так каждую весну все моряки удивлялись, что «Север» опять, подняв паруса, пыхтя разбитой машиной, выходит в море. А тут вести его на Люги, да в такое время. Посылать в Татарский пролив. Его ветхие борта часа не выдержат напора льдов. Проще никуда не ходить, а здесь, в порту, пустить его ко дну.

Просто смеется Шайтанов, решили мы.

А он смотрел на нас и впрямь улыбался и молчал, точно хотел угадать, что мы думаем.

— Ну что ж, молодые люди, найдем моряков, а? — спросил он наконец и шагнул от окна к большой карте, висевшей на стене.

На карте, сверху вниз, похожий на рачью клешню, протянулся остров Сахалин. Слева, на верхнем его конце, маленьким черным кружочком был отмечен белуший промысел Люги.

Шайтанов ткнул мундштуком во Владивосток и провел линию вверх, вдоль Татарского пролива.

— Не трудно догадаться, — сказал он, — что здесь я не пойду. Это, сами понимаете, безнадежное дело. Пойдем мы вот так. — И он прочертил другую линию, восточнее острова, по открытому морю. — Льдов тут нет, обойдем Сахалин с востока, повернем на запад и будем со льдом спускаться к югу, пока не нажмет покрепче. До Люги скорее всего не дойдем. Но я выброшу шхуну вот тут где-нибудь, — он показал где, — и выгружу се-ти. Судно, конечно, погибнет, но сети доставим. А зимой там дороги хорошие, можно и лошадьми подвезти. Дело, в общем, не сложное, но здесь нужны смелые люди: выбрасываться на Сахалине зимой, сами понимаете, не каждый решится.

И снова шепоток пробежал по конторе:

— Умно придумал старик! «Север» стоит гроши. Все равно ведь на слом. Молодец!

Тут наскоро, чтобы последние сомнения рассеять, прикинули на счетах, и вышло, что Шайтанов кругом прав: жир и кожи тридцати белух с лихвой окупят отжившую свой век шхуну. А весной не по тридцать, сотнями, а то и тысячами белух каждый год берут на Люги. Значит, стоит попробовать!

Теперь дело за смелыми людьми. Впрочем, и смельчаков тут же нашлось больше, чем нужно. Я сам был очень доволен, что Шайтанов без спора согласился взять меня вторым помощником в этот рейс.

В тот же день мы стали готовить «Север» к походу. Провозились весь день и всю ночь и еще целый день. Пришлось сменить подгнившие снасти, кое-где проконопатить палубу, набить на борта ледовые пояса. А старенькую машину даже и перебирать не стали: до места дойдет, как-нибудь дотянет, а дальше уже и не нужно.

Все, без чего можно было обойтись в этом беспримерном, последнем рейсе, сняли с судна и оставили на берегу. Отвинтили медные рейки с трапов и ручки с дверей. Снесли на берег фаянсовые чаши умывальников из кают, вынесли ковры, дубовую мебель, картины, лампы-кенкеты. И от этого, куда ни посмотришь, казалось, что судно безжалостно обворовали грабители.

Мне досталась забота о грузе. Бондари забили сети в бочки. В бочки же сложили аварийный запас продовольствия, закатили в трюмы и туда же, на самый низ, погрузили тонн двадцать песку, чтобы не идти «пузырем». Груза-то «всего ничего» у нас было, и пришлось брать балласт, чтобы не так болтало в море.

И все же поболтало нас крепко. С вечера, как только мы вышли в море, встречный ветер задул с такой силой, что, казалось, вот-вот наш «Север» нырнет под волну и не вынырнет больше. Но шхуна каждый раз бочком выбиралась из-под воды, отряхивалась, как утка, и упрямо шла вперед до тех пор, пока новая волна холодной стеной не вставала перед ее бушпритом.

Наверху, на палубе, трудно было устоять. Впрочем, нам и делать нечего было на палубе. Все, кроме вахтенных, чуть ли не круглые сутки сидели в крошечной кают-компании, без конца пили чай, болтали без умолку. Рыжий механик смешил нас прибаутками, припасенными к каждому слову; старший помощник играл на гитаре.