Морские цыгане

— Да, вы так думаете, Филипп. Вы искренне так говорите, но наступит день…

— Никогда, повторяю вам, Хуана!

Она несколько раз печально покачала головой. Молодой человек с удивлением наблюдал за ней, не понимая этого упорного недоверия.

— Филипп, — сказала она наконец печальным тоном, от которого сердце молодого человека мучительно сжалось, — сегодня, может быть в последний раз, позволено нам видеться, дайте мне все сказать, друг мой, — прибавила она, приложив свою крошечную ручку к его губам, как бы не позволяя ему прерывать ее. — Я не хочу расстаться с вами так, чтобы вы не знали, кто я. Вы знаете только мое имя. Два месяца тому назад молодая девушка, неблагоразумно отважившаяся выехать верхом на большую равнину, подверглась нападению бешеного быка. Свирепое животное, разорвав двух лошадей, ранив и обратив в бегство слуг, опустив голову и со страшным ревом бежало за ней; молодая девушка, вне себя от испуга, скакала по равнине, уносимая своей лошадью и чувствуя позади себя необузданный бег быка, приближавшегося к ней с головокружительной быстротой. Вдруг в ту минуту, когда последняя надежда оставляла ее, когда она уже вручала Богу свою душу в последней молитве, какой-то человек решительно бросился между ней и быком и выстрелил в обезумевшее животное из ружья; бык рухнул наземь и с ревом бессильной ярости издох у ног своего победителя. Этой молодой девушкой была я, Филипп, ее спасителем — вы. Вы помните это страшное приключение, не правда ли?

— Да, Хуана, помню и благословляю его, потому что ему я обязан счастьем нашего знакомства! — с чувством воскликнул он.

— Теперь слушайте меня, друг мой. Вы, быть может, предполагали, видя меня роскошно одетой и окруженной многочисленной прислугой, что я богата и принадлежу к благородной фамилии.

— Я ничего не предполагал, Хуана, я вас полюбил, вот и все.

Она вздохнула, смахнув слезу.

— Меня зовут Хуана, — продолжала она, — я никогда не знала ни отца, ни матери. Мне сказали, что мой отец был убит на войне до моего рождения, а моя мать умерла, дав мне жизнь. Вот все, что я знаю о своем семействе, даже имя моих родителей никогда не произносилось при мне. Мои первые годы покрыты завесой тайны, которой я никогда не могла приподнять, я не помню ничего; только мне кажется, что я жила в другой стране, я долго оставалась на море и, прежде чем поселилась на Эспаньоле, жила в краю, где небо не так чисто, деревья темнее, а солнце холоднее… но это только предположения, ни на что не опирающиеся. Мне кажется также, что я слышала и сама говорила на другом языке, не на кастильском, но какой это язык, я сказать не могу. Одно я знаю точно: мне покровительствует могущественная фамилия, постоянно наблюдающая за мной и никогда не теряющая меня из виду. Дон Фернандо д'Авила не родня мне, мне это известно наверняка. Это выслужившийся солдат, который, по всей вероятности, обязан высоким положением, которого он достиг, и еще более высоким положением, которое ему обещано, только попечению, которым он окружал мое детство. Вот и вся моя история, Филипп, она очень коротка, очень мрачна и очень таинственна; но я обязана из любви, которую испытываю к вам, обязана из уважения к самой себе познакомить вас с ней, и, убежденная, что исполнила священный долг, я без ропота покорюсь вашей воле, какова бы она ни была.

Молодой человек с минуту смотрел на молодую девушку с необъяснимым выражением, в котором смешивались любовь, стыд и горесть.

— Хуана, — сказал он наконец дрожащим голосом, — вы праведное и благородное дитя, ваше сердце чисто, как у ангела! Я недостоин вашей любви, потому что я вас обманул!

— Вы меня обманули, Филипп? Это невозможно! — сказала она с лучезарной улыбкой. — Я вам не верю.

— Благодарю, Хуана! Но, в свою очередь, я хочу вам сказать, кто я.

— О! Я знаю, вы красивый и храбрый дворянин, которого я люблю, что мне за дело до остального!

— Позвольте мне сказать, Хуана; когда вы узнаете все, вы осудите меня или извините. Я дворянин, вы сказали правду, дворянин даже знатного рода, но я беден.

— Что же мне до этого?

— Ничего, я это знаю, но мне остается открыть вам тайну, тайну страшную, которая, когда вы ее узнаете, может быть навсегда разрушит мое счастье.

— Продолжайте, — сказала она, с недоверием качая головой.

— Я не испанец, Хуана.

— Знаю, — сказала она, улыбаясь, — еще я знаю, что вы француз, что вы один из предводителей страшного общества морских цыган, как называют их испанцы, перед которым дрожит кастильское могущество… Так это-то, Филипп, и есть та страшная тайна, которую вы не решаетесь мне открыть? Полно, друг мой, я давно уже знаю все, касающееся вас, разве это не часть моего существа?

— Итак, вы меня прощаете?

— За что мне вас прощать, Филипп? Я не мужчина, я даже не знаю, испанка ли я. Эти ссоры и эта ненависть меня не интересуют, я женщина и люблю вас — вот все, что касается меня.

— О, да благословит вас Бог за эти слова, Хуана, они возвращают мне жизнь.

— Вы сомневались, Филипп?

— Я не смел надеяться, — отвечал он кротко.