Морские ворота

После Монтлюссона ему стало лучше. Вероника будет растрогана его появлением, возможно, ему удасться вернуть бумагу. Он скажет ей: «Если бы с тобой что–либо произошло, ты видишь, в каком положении я бы оказался? Уничтожим это письмо, так будет справедливее. Найдем другой предлог для развода, менее опасный». До самого Монтлюссона он изучал эту мысль. Она и вправду была отличной. Вероника не сможет не согласиться с ней. Он жаждал скорее приехать и обнять ее… Да, именно обнять, без всякого лицемерия, а как только она сможет говорить, он предложит ей сделку. Благословенна будь авария, она избавит его от опасности! К счастью, после своего отъезда из Канна Вероника много разъезжала. В противном случае возникли бы подозрения, что машина была снова нарочно повреждена… Вероника поймет… Он уговорит ее. Это, конечно, унизительно для него, но так необходимо!

Блуа еще досыпал в туманой заре. Рауль чувствовал себя разбитым. В больших гостиницах были вывешены объявления: «Мест нет». На выезде из города он нашел номер, где, не раздеваясь, уснул как убитый, успев лишь подумать: «Вероника, ты должна»…

Медсестра встретила Рауля в просторном белом кабинете, говорила тихо, как–будто ее подслушивали.

— Ночь прошла спокойно, — сказала она. — Сознание к вашей жене пока не вернулось, но после такого шока это нормально… Я приоткрою дверь, чтобы вы могли взглянуть на нее. Правда, кроме повязок вы вряд ли что–нибудь увидите. Бедняжку наполовину обрили, и половина лица сильно пострадала, но это не самое страшное. От этого не останется даже рубца. Доктор Пеллетье вам расскажет все подробнее. Вы чем занимаетесь, месье Дюваль?

— Я кинезитерапевт.

— Очень кстати. Возможно, ваше ремесло ей понадобится. Теперь пройдите.

Она проводила его в длинный коридор, какой иногда вдруг увидишь во сне, остановилась у одной из дверей, которую медленно приоткрыла. Рауль подошел. Вероника лежала спокойно, неподвижно, от бинтов оставался свободным лишь один восковой заостренный нос, с кронштейна спускались резиновые трубки и исчезали где–то в постели. Медсестра закрыла дверь, отвела Дюваля в сторону.

— У нее хорошее сердце. Будем ждать. Тут есть другое. Возможно, вы предпочли бы знать всю правду.

— Да, пожалуйста.

— Мы делаем все возможное, но в настоящее время у нас есть некоторые трудности. И еще. На вашей жене был золотой браслет, который мы сняли. Я вам его верну. Он в кабинете. Ее чемодан мы не открывали. Вы найдете его в шкафу. Была там еще дамская сумочка, но ее нужно почистить, она в крови и грязи… Мы это сделаем сами.

Сестра торопливо и молча провела Дюваля в кабинет, извлекла завернутый в вату браслет и, прежде чем вернуть его, заботливо протерла.

— Он немного ободрался у застежки, но ничего… Одежда была порвана. Вероятно, бедняжку несколько раз перевернуло. Да уж, она вернулась из такой дали. Ах! Кажется, я слышу доктора. Пройдите сюда, месье Дюваль.

Она провела его в комнатку, напоминавшую тамбур метро. Здесь ожидали две женщины. Рауль остался стоять, машинально рассматривая книги в шкафу, который похоже, никто никогда не открывал, потом принялся разглядывать браслет, положил его в карман. Руки у него тряслись от усталости. Один вопрос не давал ему покоя: в чем он мог быть полезен Веронике? Останется ли она калекой? Все будущее зависело от ответа. Может, развод никогда и не понадобится. Доктор открыл дверь кабинета.

— Месье Дюваль?

Это был высокий худой, подстриженный бобриком мужчина с сильными и быстрыми движениями.

— Присядьте.

Сам он занял место за заваленным бумагами столом, сложив молитвенно руки.

— Я буду прямолинеен, месье Дюваль. Положение не блестящее. Нам пока удалось лишь спасти ее… Но что потом? Не буду вдаваться в подробности. Короче, у нее нет особых повреждений. Сломана рука, поврежден позвоночник. Это все восстановимо, но внутримозговое кровоизлияние… которое отнюдь не означает гематому. Нет, я думаю, что травма сама небольшая… как я понял, вы массажист?

— Кинезитерапевт, — поправил Дюваль.

Доктор сделал жест, означавший, что это одно и то же.

— Итак, вы имели дело с параличами?

— Да, и часто.

— Прекрасно. У мадам Дюваль правосторонний паралич. Неизвестно, как все пойдет дальше. Пока рано судить об этом. Все будет ясно через несколько дней, когда сделаем необходимые анализы. Очевидно одно: справа полная потеря чувствительности. Поскольку организм у мадам Дюваль молодой и сильный, думаю, что электроэнцефалограмма ничего плохого нам не покажет. Есть небольшая лихорадка. Со стороны легких, как–будто, ничего, но пока рано судить об этом. Подобный случай нельзя сравнивать с тромбозами стариков. Остальные повреждения заключаются в кровоизлияниях на лице, что, безусловно, неопасно. Нам, правда, пришлось обрить ей половину головы, но не в этом суть. Обещаю, что это не изуродует больную. Единственно, что я не могу вам обещать, так это то, что она скоро сможет ходить, а также и то, что она будет говорить. Вот что, действительно, ужасно.

— Долго ли вы намереваетесь держать ее здесь? — спросил Дюваль.