Читаем Морское братство полностью

Однако атака не имела успеха. Подводная лодка продолжала таиться, и, может быть, противник продолжал медленно ползти к боевой цели, надеясь на бесшумность электромоторов.

Долганов не обольщался: зачастую на лодки сбрасывали сотни бомб и не добивались результата.

Он снова потребовал непрерывных докладов акустика и убавил ход до среднего. Это облегчало прослушивание, хотя было связано с риском, что противник решится выйти в контратаку. Ему казалось — лодка «ущучена»: пеленг корабля и вероятный пеленг подводной лодки сближались. «Упорный» должен опять пройти над фашистом.

— Две серии! — крикнул Николай Ильич Игнатову. — И глядите, никаких задержек в приготовлении бомб.

— Еще на три захода приготовлены, товарищ командир, — весело ответил Игнатов. Затем повторил донесение с кормы — две серии больших на «товсь».

Под сообщение акустика, что лодка осталась за кормой, Долганов вновь скомандовал «Залп!»

Раз за разом вздрагивал корпус, море вспучивалось буграми, похожими на гейзерные сопки, и в нижней палубе отчетливо слышали тысячекратно усиленный звук разрыва полотна. Бомбы действовали без отказа. Но опять море ничего не выбросило. Фашист, видимо, отказался от сближения с транспортами и удалялся на норд.

А стремительный эсминец проскочил далеко в сторону от подводной черепахи, и надо было изменить курс.

— Займите место в ордере охранения, — дал ратьером приказание Ручьев. Но Долганов не мог и не хотел согласиться на партию вничью. Нарастающий звук гонга дразнил новым сближением с лодкой, и акустик уверенно докладывал несколько раз кряду один и тот же пеленг.

Вдруг Долганов сообразил: противник усвоил его маневр и в третий раз рассчитывает, что бомбы полетят после проверки его места, когда «Упорный» пойдет в обратный галс. Он принял решение атаковать, не изменяя своего пеленга.

— Бо-ом-бы! — почему-то нараспев крикнул он, и немедленно Игнатов подхватил:

— Бомбы то-овсь!

Еще бомбы одна за другой с всплеском уходили в струю от винтов, когда торжествующим голосом Долганов приказал Колтакову начать циркуляцию. Борясь с инерцией, толкавшей корабль на прежний курс, рулевой внимательно следил за компасом. Стрелка обегала круг неравномерно, но быстро. Корабль, словно насаженный на штырь, вращался по окружности. И море, только что вспучившееся за ним, выбросило острые конусы последних больших бомб по носу. Большая волна ударила в скулу и окатила расчет первого орудия. Впрочем, артиллеристы не убежали; чем-то возбужденные, они возгласами и жестами показывали на воду. Ветер отнес их слова, но Колтаков и сам увидел, что на опадающем конусе блестят жирные пятна соляра.

Их становилось все больше. Стекаясь и сливаясь, они образовывали серебристо-масляные озерки. И вдруг в центр самого большого из этих выглаживающих воду озерков выскочили на поверхность, завертелись разные предметы: пробковый жилет, пробковый матрац, какие-то пестро выкрашенные жестянки.

Трап загрохотал под ногами Игнатова. В несколько прыжков он очутился возле Долганова, и его ликующий мальчишеский голос поднялся над всеми:

— Потоплена! Потоплена! На дне уже. Убежден, что на дне.

Николай Ильич перевел рукоятки телеграфа на средний ход, назначил курс и спокойно сказал:

— Игнатов, идите на свой пост, может быть, потребуется контрольное бомбометание.

А предметов на воде становилось все больше. Артиллеристы подтянули багром бескозырку, синее сукно которой намокло дочерна, и полосатый флагдук.

Из своей рубки выглянул акустик и, сияя, подмигнул соседнему сигнальщику:

— Браток, как, пойдет ко мне орден?

— А может быть, немец для обмана выбросил барахло?

— Для обмана! Гляди, весь запас солярки на воде. По всем швам лопнула акула. Да и взрыв был…

— Ну, уж так и быть, проверчу тебе дырочку, — снисходительно пообещал сигнальщик и отвернулся. На «Уверенном» вспыхнул узкий луч, и второй сигнальщик доложил, что командир отряда семафорит командиру «Упорного».

Долганов прочитал:

«Поздравляю. Однако, кроме погибшей лодки, в районе конвоя еще три, возможно, четыре. Боевую тревогу не снимать».

«Вот тебе логика! Уже забыл, что беспокоился, как бы я не открыл дорогу немцу к конвою. Любопытно, что товарищ Ручьев рапортует начальству… Да черт с ним, раньше или позже командование его раскусит».

— Что, Митрофанович, — заговорил он со своим заместителем, — не жалуются люди на усталость? Совсем сбили мы вахты. Пожалуй, вторые сутки люди без отдыха.

— Считай, скоро третьи начнутся. Но ты ведь знаешь наших ребят. Коммунисты и комсомольцы котельной группы сегодня ночью ликвидировали течь в трубках. Благодаря этому могли маневрировать на предельных ходах. А минеры приготовляли бомбы с рекордной скоростью. И ни один из молодых, укачивающихся матросов не отпросился в лазарет.

Он помолчал и добавил:

— Как придем в базу, попрошу тебя сразу на бюро. Восемь заявлений в партию.

— Отлично. Даже можно будет собрать, как втянемся в залив, сразу после Кильдина. — Долганов усмехнулся: — А фашист-то хитрил, хитрил и сжегся.

— Разворотили крепко, — согласился заместитель.

Николай Ильич тронул его за плечо:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары