Морское братство

Две сотни шагов — и опять синий свет с эсминца. Дальше короткий и широкий тральщик, от которого, несмотря на годы его новой военной биографии, отдавало острым запахом рыбы. И вот, наконец, припавшие к воде, едва заметные со стенки подводные лодки. В расплывчатых пятнах света их рубки и вправду походили, как уверяла Клавдия Петрушенко, бывшая оперная певица, на стоячие воротники боярских опашней, а узкие, веретенообразные корпуса теперь надо было угадывать. Потопав заледенелыми ногами возле часового в огромном тулупе, Сенцов одолел путь и к последнему причалу с разной вспомогательной посудиной. Тут в проблесках белой пены, бурно стремившейся с моря, все скрипело, ходило, с рокотом взлетало вверх и со всхлипыванием падало. Это было обычно в Главной базе при господствующих ветрах. Сенцов заспешил в обратный путь.

Ветер полоскал полы шинели, вздувая их парусом. Трудно было держаться на ногах. Пришлось стягивать полы руками, пригибать голову. Внезапно стало еще темнее, снег повалил мягкими крупными хлопьями. Только по влажной полосе берега, которую море открыло при отливе, Сенцов угадал, куда сворачивать. Он подвигался медленно, но широким и твердым шагом, очень довольный прогулкой, и, наконец, достиг входа, обозначенного сбитым из досок тамбуром.

В подземном коридоре после прогулки показалось совсем не сыро, тепло и уютно. Строители и хозяева создали в скалах и оберегали до мелочей то скромное и строгое морское щегольство, на котором зиждется порядок в палубах линейного корабля. Сенцов потер рукой покрасневшие щеки, пригладил волосы и распушил усы, выращенные из молодечества в начале войны.

Он торопливо шел мимо ряда дверей, за которыми велась кропотливая повседневная работа штаба флота. Привычно свернул в тупичок, обшитый фанерой по брусьям шпальника.

Сдавал дежурство капитан третьего ранга Грохольский. Он скупо рассказал, что непогода, как часто случается в Баренцевом море, распространилась по всему морскому театру неожиданно. А это совсем не ко времени — на коммуникациях оживление. Правда, пока нет никаких происшествий в море и в воздухе — дозорные корабли укрылись, самолеты благополучно приземлились на аэродромы. Но ударов по конвоям следует опасаться и при шторме. Воздушная разведка сейчас очень нужна. Штаб получил достаточно определенные сведения: германский крейсер с миноносцами вышел в набеговую операцию. Радиопосты и пеленгаторные станции успели засечь немецкий рейдер в нескольких точках — определилось его движение к большому океанскому конвою с военными грузами. Поэтому командирам подводных лодок, Петрушенко и Ляхову, посланы приказания занять наступающей ночью новые позиции, искать в своих квадратах противника и решительно атаковать его. Соединение миноносцев с тральщиками и сторожевыми кораблями для встречи конвоя пройдет много севернее обычного места рандеву.[1] Новое напряжение сил для отряда, так как он выполнил эскортную работу в горле Белого моря и должен был возвращаться.

— Боюсь, Ручьев начнет плакаться и жаловаться.

Капитан первого ранга Ручьев, исполнявший обязанности командира отряда надводных кораблей, был достаточно известен Сенцову. Но он не поддержал разговора о Ручьеве. Судачить о сослуживцах было не в привычках капитан-лейтенанта.

Грохольский ткнул пальцем в карту.

— Здесь, не позднее полуночи, эсминцы должны закончить приемку топлива с танкера — высосут его до дна. У тральщиков соляра достаточно.

— Ясно, ясно, — протянул Сенцов. — В такую погоду невесело подходить к танкеру — в лучшем случае поломает привальные брусья. Скажите, Иван Петрович, «Упорный» там?

— Долганов? Ну, конечно. Ремонтировался, а теперь выводит корабль, как говорится, из прорыва. За последний месяц больше всех наплавал. А на что вам сей академик?

Лицо Сенцова сморщилось от досады:

— Понимаете, его жену сегодня доставил и обещал, что она увидит Николая через несколько часов.

— Напрасно обещали. Пускай сразу привыкает к редким встречам и постоянным ожиданиям. А впрочем… женщина всегда найдет способ утешиться.

Эти слова прозвучали озлобленно и презрительно. Сенцов знал, что у Грохольского давняя семейная неурядица, и потому примирительно сказал, не глядя на собеседника:

— Наталья Александровна хороший, душевный человек.

— Что, уже влюбились? — спросил Грохольский, обнажив мелкие прокуренные зубы.

— Глупости! — Сенцов вспыхнул. — Разве непременно нужно влюбляться, чтобы понять… Это так просто… видишь нового человека два дня в вагоне, видишь, что он хороший, умный, сильный.

— А главное — хорошенькая женщина? Так, сударь?

— Сударей поищите среди ваших собутыльников из союзной миссии, — отрезал Сенцов, краснея от своей резкости. — Долганова на оккупированной территории столько перенесла, что другую сломило бы.

— Значит, стр-р-радалица, — желчно сказал Грохольский и, сердясь за напоминание о выпивках, небрежно придвинул Сенцову кипу папок с документами.

— Пересчитайте и пойдем докладывать начальству.