Морской чорт

Слова японца можно было бы применить в качестве эпиграфа и к нашему изданию книги Люкнера. Наша комсомольская молодежь, свежей струей вливающаяся ежегодно в ряды Красного флота, должна прочесть эту книжку. Пусть она сможет почерпнуть из нее назидание ― как много может сделать человеческая энергия, непреклонная воля и смелость, даже при самых неблагоприятных и, казалось бы, отчаянных условиях. Пускай молодежь также убедится на этом ярком примере, что как бы ни было высоко значение знаний, приобретенных из книг, но без морского опыта, без жизненной учёбы и врожденной привычки к борьбе со стихиями нельзя выработать в себе истого моряка, которому суждено заставить Красный Флаг с серпом и молотом гордо развеваться на всех морях и океанах.

В русском переводе книга Люкнера подверглась значительной переделке и сокращению. Пропущен ряд описаний и подробностей, любопытных разве только для немцев. Изъяты также неё узконационалистические разглагольствования и «ура-патриотические» восхваления германского империализма. Для нашего читателя подобные рассуждения ни с какой стороны не интересны. Они давно выкинуты им в мусорный ящик истории.

Б.Старко

ГЛАВА 1.

Как я сделался моряком.

В самый разгар мировой войны, в 1010―1917 г.г. мне довелось быть командиром парусного военного корабля и вести на нем беспощадную «пиратскую войну с англичанами. Надо думать, что «Морской Чёрт», так окрестили наше судно, был последним парусным военным кораблем в мировой истории. В наш век дредноутов, подводных лодок и быстроходнейших крейсеров, защищенных прочнейшей броней и вооруженных могущественной артиллерией. «Морской Чёрт» ― деревянная, парусная шхуна с двумя пушчонками, бесстрашно бороздившая в течение года волны океана и наводившая ужас и трепет на все торговое судоходство союзников, являла действительно зрелище необычайное. Впоследствии все допытывались от меня, каким образом случилось, что именно на мою долю выпало такое невиданное дело. Постараюсь теперь ответить на этот вопрос и прежде, чем начать повествование о боевых похождениях «Морского Чёрта», познакомлю читателя с превратностями моей собственной жизни, которые создали из меня парусного моряка, жадного до приключений и готового ко всяким рискованным предприятиям.

Бегство из дома.

Придётся начать с третьего класса Дрезденской гимназии, в котором я уже сидел второй год. Несмотря на все мои обещания родителям, я и на третий год не был переведен в следующий класс. Дома отец мой рвал и метал. Бабушка была более мягкого нрава, она не одобряла крутых родительских расправ со мной и старалась применить другие способы воспитания. В один прекрасный день она решительно заявила отцу: «Я попробую воспитать мальчика любовью и лаской». «Ты еще больше испортишь этого балбеса, ― проворчал мой отец, ― впрочем, если хочешь, пробуй.»

Бабушка отвела меня в сторонку, взяла с меня обещание, что я буду прилежным, и объявила мне, что за каждое повышение в классе я буду получать от нее 50 пфеннигов.[1] Такое доверие наполнило меня гордостью, и я стал усердно учиться. Но отметки не улучшались. «Ничего, ничего, дитя моё, ― говорила бабушка, ― я замечаю, что твоё самолюбие растет». Наконец, в один прекрасный день я повысился на четыре места. «Видишь, ― сказала бабушка, ― вот и награда за твои старания». В результате я получил две марки. Затем я опять понизился на два места, но бабушка успокаивала меня и не вычла обратно подаренных денег. Я вскоре заметил, что таким способом могу выйти из всех моих денежных затруднений. У меня не было особой страсти к наживе, но меня привлекала спортивная сторона дела. При этом я хотел купить себе пару кроликов, чтобы заняться кролиководством. Они стоили 7 марок. Значит, мне нужно было перепрыгнуть, по крайней мере, через 14 учеников. И это мне удалось. Правда, только на словах. Жажда получить деньги вконец испортила меня. Прыжки вверх и вниз сделались все значительнее и смелее. Наконец, я таким способом сделался даже «первым учеником».

Бабушка наказала мне пока что ничего не говорить отцу. Но, встретив однажды директора гимназии, она не в силах была скрыть свою гордость и спросила его: «Ну, что скажете теперь о Феликсе? Мальчик, благодаря моему методу с этими пятьюдесятью пфеннигами, стал даже первым учеником. Я так счастлива». Директор был крайне удивлен: «Феликс ― первый ученик? Это, безусловно, недоразумение. Заведующий классом об этом ни разу не упоминал. Я думаю, что Феликс по-прежнему последний в классе».