О, эти скромные, незаметные «МО» — «морские охотники»! Они быстро стали всеобщими любимцами, и они везде требовались. Катера имели деревянный корпус, мелко сидели в воде и потому на минах подрывались редко. Фашистские подводные лодки жалели на них расходовать торпеды; самолеты их не бомбили — слишком мелкая цель. А они, быстроходные, маневренные, могли глубинными бомбами потопить любую подводную лодку, и вражеские подводники боялись их как огня. Катера надежно охраняли от подлодок наши конвои и даже боевые корабли. Успешно воевали моряки катеров и с самолетами, ловко маневрируя и умело используя свои небольшие пушки и пулеметы. Это были корабли — мастера на все руки. Они и дозоры несли, и конвоировали транспорты, и вели разведку, и ставили мины в водах противника.
Чудеса творили эти маленькие кораблики в руках дружных и смелых моряков. Командовали катерами совсем юные лейтенанты, реже — старшие лейтенанты, у которых усы отросли лишь ко Дню Победы.
И этих крайне нужных кораблей флоту не хватало…
Ночью я побывал на госпитальном судне — океанском великане, носившем по законам военного временя скромное наименование «ВТ-509».
— Что еще надо вам на переход? — спросил я старшего помощника капитана В. И. Факторовича.
— Нам ничего не надо. Постараемся доплыть как следует, — улыбаясь ответил он. Это был настоящий мореход и уже опытный воин. Еще помощником капитана на транспорте «Выборг» он получил боевое крещение. Судно погибло тогда. Факторович был подобран с воды нашим катером.
Экипаж турбоэлектрохода с исключительной теплотой, вниманием и изобретательностью отнесся к размещению раненых на корабле. Использованы были все салоны, бары, рестораны, холлы. Койки устанавливались и в коридорах, и на палубах. Члены экипажа отдавали раненым свои каюты, а в свободное от вахты время помогали сестрам и сиделкам, которых всегда и везде, как правило, на войне не хватает.
Матросы ласково и заботливо угощали бойцов чаем, папиросами, поправляли повязки, старались шутками отогнать страх перед морем.
Погрузка раненых прошла организованно, без шума и задержек. Конечно, все, начиная от комфлота, проявляли беспокойство. Ведь аэродромы противника находились совсем рядом. Вот почему в темноте слышался бас генерала Москаленко, который требовал от моряков быстроты и сноровки. Особенно доставалось капитанам буксиров. Многих Москаленко знал по имени-отчеству, кричал в мегафон:
— Иван Николаевич! Долго ты еще будешь здесь танцевать? Ведь не в цирке! Забирай баржу и отчаливай!..
Старый капитан хрипло командовал, что-то пытался объяснить, хотя и так все было понятно: опытный моряк просто боялся резко подойти к барже, невзначай ударить ее в борт и тем самым причинить беспокойство беспомощным людям, лежавшим на носилках.
На рассвете конвой вышел из бухты. Внимание всей службы наблюдения и связи, штабов в Таллине и Кронштадте было сосредоточено на этих кораблях. Над морем не раз появлялись фашистские разведчики, но бомбардировщики не показывались, они действовали под Ленинградом.
Но вот посты стали доносить, что в районе, где движется конвой, слышны взрывы. Комфлот сразу звонит мне по телефону:
— Что там за взрывы? Что сообщает Збрицкий?..
— Збрицкий молчит. Надо полагать, что это тральщики подрывают мины, а с транспортом пока все в порядке…
Так я ответил, а у самого на душе кошки скребли…
Действительно, у мыса Юминда тральщики затралили целых двенадцать мин. На одной из них погиб тральщик «Крамбол».
А конвой продолжал движение…
Но вот в кабинет вбегает оперативный дежурный и уже с порога докладывает:
— Телеграмма от Збрицкого: «У Гогланда подорвался на мине. В помощи не нуждаюсь…»
Страшная и в то же время ободряющая телеграмма! Мигом полетели по эфиру указания в Кронштадт и на остров Гогланд об оказании помощи госпитальному судну.
Оказывается, оно получило большущую подводную пробоину в носовой части. Две кочегарки залило водой, погас свет, идти своим ходом было уже невозможно. Судно осталось на плаву только благодаря быстрым и уверенным действиям всего личного состава. Медицинский персонал, политработники и моряки корабля смогли успокоить раненых, не допустили губительной паники. Механики включили аварийное освещение.
Мне рассказывали о героическом поведении многих медицинских сестер, и прежде всего Ани Хоренко и Нины Беловой. Они не отходили от раненых в самые тяжелые минуты, спасли жизнь десяткам бойцов, которые, встревоженные взрывом, пытались броситься за борт…
Эсминец «Стерегущий» немедленно взял на буксир поврежденное судно и повел его далее по маршруту.
У острова Лавенсари корабли застиг густой туман, идти узким фарватером становилось опасно. Стали на якорь. В это время двенадцать «юнкерсов» настойчиво искали конвой. Хорошо, что туман скрыл его.
«ВТ-509» со всеми ранеными благополучно прибыл в Ленинград.
Все более трудным становилось сообщение Таллина с Кронштадтом. Наши конвои несли потери.
Авиация фашистов досаждала нам преимущественно днем. Мина стала для нас главной опасностью ночью.