— Держать пленника наготове! Как только позову, прорывайтесь вперед вместе с ним, сметайте всех на своем пути!
Поправляет парик и поспешно вбегает во дворец.
Однако Турденшолду не везет. На всех парусах он проскакивает мимо недоумевающих камергеров в первом и втором коридорах. После чего делает поворот оверштаг и берет курс прямо на голубой зал, где накрыт королевский стол. Он испытывает то же возбуждение, что перед штурмом вражеского фрегата. И тут перед ним возникает престарелый граф Фердинанд Хенрик Ревентлов, коему сегодня доверено надзирать за сервировкой. Старик Ревентлов аристократ до кончиков пальцев, каждое утро ему полируют ногти до блеска три легко одетые молодые женщины, которые поочередно обслуживают графа и до утренней зари. Турденшолд такой свежеиспеченный, что начинка еще не остыла. У него крепкие зубы, укусит так укусит. Графские зубы освежаются мелом, который ему втирает лакей, после чего брезгливо сдувает мел с пальцев. Граф Ревентлов умеет зевать благопристойно. Умеет сдержанно улыбнуться одним уголком рта и одновременно прошипеть что-то другим. Смех Турденшолда смахивает на канонаду в проливе Каттегат. Когда же смеется граф — в часы, отведенные двором для смеха, — невольно представляется, змея, разинувшая пасть при виде трупа на обочине.
Одному из них нужно пройти к его величеству. У него есть на то свои тайные причины. Другой с подозрением взирает на всякую чужую тайну. Он бесцеремонно останавливает напирающего командора и позволяет себе вызывающе спросить:
— Что угодно матросу?..
Матрос недавно удостоен дворянского звания в награду за победы на войне против шведского короля Карла. Именно тогда один из древних старцев при дворе в Копенгагене пустил струю от негодования, не проверив, есть ли поблизости серебряная ночная посудина. И вечером того же дня бывший матрос, исследовав дно самых глубоких бокалов из дворцового сервиза, сорвал парик с одного престарелого аристократа, чтобы примерить его на себя. Поискал пальцем вшей, не нашел, отсалютовал кормовым орудием, осклабился, изображая изысканное удивление, напялил на себя парик и возвестил, что он ему в самый раз. А сегодня ему нужно пройти к королю.
— Что угодно матросу?..
Тут матрос выходит из себя. Он стер рукавом мундира эту чертову пудру, которой Кольд намазал его загорелое лицо, и выглядит так, словно только что драил палубу. Граф воспринимает это как личное оскорбление. Турденшолд начинает заикаться, это с ним редко бывает, и в таких случаях он говорит начистоту, что за ним водится нечасто и обычно оборачивается неприятностями.
Он отвечает:
— Я собираюсь молить его величество, пусть повелит казначейству выдать необходимые средства, чтобы я мог заплатить жалованье моим матросам, прежде чем мы поднимем паруса…
— Матрос желает получить свою долю?..
И Турденшолд понимает, что неправильно взялся за дело.
Ему надо было подбежать к графу с выражением негодования и фривольности на лице. Отвесить глубочайший поклон и простонать в испуге от собственной дерзости:
— Надеюсь, господин граф простит меня, что я врываюсь без предуведомления. Мне известно, что нижайшее ходатайство должно быть представлено за восемнадцать дней до аудиенции. Но в то время я, сами понимаете, был в море, господин граф. И дошло до меня через одного курьера… Нас здесь никто не слышит?.. Это предназначается только его величеству. Но для вас, господин граф… вы уверены, что нас никто не услышит?..
После чего следовало шепотом поведать графу на ухо, спрыснутое розовой водой, какой-нибудь непристойный и поносный анекдот о женщине из высших кругов общества, желательно о ее высочестве принцессе Ульрике Элеоноре, сестре шведского короля Карла.
Подобные анекдоты считались сильным оружием в войне между государствами Севера. И господин граф, надо думать, растаял бы, словно кусок сала на подогретой дворцовой тарелке. Пообещал бы передать эту историю его величеству. Возможно, даже разрешил бы командору — бывшему матросу — стоять в самом конце зала, когда туда войдет его величество. Отсюда Гроза Каттегата смог бы послать за своими матросами и пленником фон Стерсеном.
Теперь это исключено. Матрос чертыхается, как положено матросу — долго, истово и яростно. Ему ничего не стоит одним движением руки оттолкнуть графа. Но за такую дерзость он мог бы поплатиться своим чином командора отряда королевского флота во главе с флагманом «Белый Орел». Командор знает предел своих возможностей. Но он должен оскорбить графа, чтобы сохранить уважение к себе. И, подавляя страх, дает залп, равный по мощи залпу всех бортовых орудий «Белого Орла»:
— Мне говорили, что господин граф слаб и спереди, и сзади?