Морской лев

Послышалось глухое шипение сжатого воздуха, вытесняющего воду за борт. Но лодка продолжала лежать неподвижно.

– Пузырь в нос, – все так же четко и отрывисто командовал Захаров.

– Есть пузырь в нос.

– Курс один-три-пять. Малый вперед. Угол всплытия сорок пять градусов.

Корпус субмарины дернулся вперед, казалось, начал подниматься вверх, но дно не хотело отпускать корабль, и подводная лодка снова клюнула носом в песок.

– Продуть весь балласт, еще пузырь в нос, полный вперед, – не теряя самообладания и веря в успешный исход дела, Захаров продолжал отрывисто, словно укладывая кирпичи, отдавать приказы. В эту минуту казалось, что никто и ничто не сможет сдержать его стремления к достижению желаемого.

Субмарина вздрогнула сильней и с большой неохотой устремилась вверх, и через пятнадцать минут она была на поверхности Баренцева моря. Захаров незамедлительно поднялся на ходовой мостик. Облачность и колкая пощечина дождя оказали ему суровую встречу. Лодку слегка покачивало, ее нос был полностью скрыт под темными волнами моря. Из-за крена на нос около двух градусов вода подступила почти к самой рубке. И все же при своей нулевой плавучести субмарина довольно уверенно держалась на плаву.

Ремонтная бригада уже начала работу, проникнув во второй отсек через неповрежденные трубы торпедных аппаратов. Было принято решение заварить поврежденные трубы торпедных аппаратов, затем откачать воду из отсека. Благодаря этому подводная лодка снова сможет обрести подвижность и возможность погружаться на небольшую глубину.

Захаров всматривался в слабые очертания видневшегося за кормой противолодочного корабля «Киев», когда на ходовой мостик поднялся Куликов.

– Иван Алексеевич, я только что связался со штабом учений …

– Ну и как – мы выиграли? – обернувшись к нему, прервал его Захаров.

– Да, но… – последовала неловкая заминка, Куликов не решался дальше говорить.

– Что «но»? – спросил Захаров.

– Ну… это… Приказом командующего учениями вы отстраняетесь от командования подводной лодкой до прибытия на базу, – пересилив себя, выпалил Куликов.

– Невелика потеря, – ответил Захаров. И глаза, полные слез, посмотрели на Куликова, тот опешил от неожиданной реакции командира и отвернулся, а Захаров пошел к рубочному люку. Когда спускался вниз, в коридоре ему попалась колонна людей, несущих погибших из второго отсека. Захаров не стал пропускать их вперед себя, а юркнул на опережение, и, войдя в свою каюту, закрылся там.

Работы продолжались в течение шести с половиной часов, после чего субмарина погрузилась на перископную глубину и взяла курс на базу.

Запись датирована 21 мая 1990 года

Поврежденная лодка всплыла в той же точке, где десять дней назад погрузилась, отправляясь на учения. Справа по борту в предрассветной дымке выглядывали холмистые очертания растянувшегося вдоль побережья полуострова Рыбачий.

На ходовом мостике неожиданно появился Захаров: он впервые с того времени, как его отстранили от командования, вышел из своего добровольного заточения. Несмотря на то что он считался арестованным, Куликов вопреки уставу почему-то не выставил у дверей его каюты караула, предоставив бывшему командиру полную свободу.

Застав штурмана Еремеева и впередсмотрящего врасплох, отчего те, как по команде вытянувшись в струнку, тут же откозырнули, Захаров, не обращая на них никакого внимания, прошел вперед и, подавшись чуть вправо, встал на свое привычное место. Со дня вступления в должность командира подводной лодки у него сложилась традиция при возвращении на базу или при выходе лодки в море подниматься на ходовой мостик, оставаясь в одиночестве. Это время для него было чем-то особенным и представляло своеобразный переходный период от сухопутной жизни к морской, и наоборот.

Лодка уже подходила к Заозерской губе, в глубине которой располагалась база подводных лодок. Неподалеку от нее вырос небольшой городок – Заозерск, где Захарова ждала его жена Надежда. И вот уже виден знакомый пирс, откуда его лодка отходила на учения: все вокруг говорило Захарову о том, что подходит к концу, быть может, последний морской этап в его жизни. И ему уже казалось, что вот-вот и время для него замрет навсегда, и он невольно возвратился в прошлое, когда все еще только начиналось, когда жизнь изобиловала непредсказуемостью и неизвестностью будущего, когда мир еще был полон загадок.

Родился Захаров в провинциальном городке Рыбинске за год до смерти «великого вождя советского народа» товарища Сталина. Жили они с матерью и бабушкой. А на все вопросы Ивана об отце Нина Игоревна, сильно смущаясь, с улыбкой отвечала: «Наш папа далеко, но, когда ты вырастешь, он приедет и сам тебе обо всем расскажет». Но отец так и не приезжал, а в четырнадцать лет Иван случайно узнал от бабушки, что его отец был какой-то заезжий москвич, а где он и что с ним сейчас, никто не знает.