Морской лорд

— Я имею в виду, что едва видел ее. Я не помню ее, — он вручил ей стакан воды. — Если ты рождаешься в море, то живешь в море до твоей первой трансформации, и впервые принимаешь человеческое обличье в семь или восемь лет. Если ты рождаешься на земле, то живешь на земле, опять же, пока не наступает половое созревание и ты не трансформируешься в возрасте одиннадцати или тринадцати лет. Я родился в море и был отнят от груди, когда мне было два года. К тому времени, как я попал в Убежище, я уже годы не видел свою мать.

Люси крепко сжала бокал.

— Это ужасно.

— Скорее, необычно.

— Дети нуждаются в матерях, — она говорила по собственному опыту, с глубокой тоской.

— Они нуждаются в ком-то, кто бы научил их, как выжить и, иногда, как себя вести.

Она попыталась вспомнить то, что он рассказал ей о своем детстве.

«Я получил инструкции, или что-то подобное, от моего отца».

— Итак, ты нанял учителя.

— Не совсем так.

— Мисс Марч.

— Она была не только учительницей, — сказал Конн. — Она была женой Гриффа.

Ее голова раскалывалась. Люси поставила бокал и прижала холодные пальцы к вискам. — Они были женаты? Селки и…

— Человек, — Конн пожал своими изящными плечами. — Это случается. Твоя мать вышла замуж за твоего отца.

Она отодвинулась от стола, аппетит пропал.

— Моя мать бросила моего отца.

— Это был ее выбор, — Конн допил вино из ее бокала. — Грифф был верен своей паре до дня ее смерти.

— Ух-хх. Что она думала о жизни в Убежище?

— Она была счастлива здесь. Удовлетворена.

— Таким образом, тебе повезло, — сказала Люси. — Когда они поженились, я имею в виду.

Конн потягивал вино и не отвечал. Блики от огня отбрасывали тени на его глаза.

Она уставилась на него, в подсознании прорвались его слова.

«Они нуждаются в ком-то, кто бы научил их, как выжить и, иногда, как себя вести».

И слова Рота.

«Принц сказал, что не хочет, чтобы мы росли как маленькие дикари».

Трещина открылась в ее груди. Она открыла рот, чтобы вдохнуть.

— Не повезло. Ты привез ее сюда, не так ли?

Лицо Конна стало суровым, холодным и гладким как лед.

— Она была счастлива, — повторил он. — Она решила остаться.

— Но она не хотела приезжать, — Люси скомкала салфетку в своей ладони. — Что ты сделал? Похитил ее, как похитил судно?

— Щенки нуждались в учителе. Я не приношу извинения за выполнение своих обязанностей перед моими людьми.

Голова Люси кружилась. Во рту пересохло.

— Это поэтому ты… Поэтому я… Но Йестин сказал мне, что больше нет никаких детей.

— Именно поэтому, — сказал Конн.

Ее сердце колотилось о ребра.

— Я не понимаю.

Но она поняла. О, она поняла.

— Мне нужны дети, — подтвердил Конн. Их взгляды схлестнулись. — Мне нужна ты. Твои дети. Наши. Твоя кровь и мое семя, для спасения моих людей.

ГЛАВА 9

— Дети, — повторила Люси. Она уставилась на него, потрясенная. Сердитая. Испуганная. Он не мог хотеть… Он не мог иметь в виду… — Я даже не соглашалась заниматься с тобой сексом.

— Снова.

Она густо покраснела.

— Когда-либо.

Его брови выгнулись дугой.

— Ты не можешь отрицать, что между нами есть страсть.

Отрицать это? Даже сейчас, с сердцем, горящим в ледяных оковах, она осознавала исходящую от него опасность. Очарованная им. Ее слабость, к которой он имел непосредственное отношение, приводила ее в бешенство и пугала.

— Одной страсти недостаточно, — сказала Люси упрямо, отчаянно.

Конн наблюдал за ней со своего стула, неподвижный, как кот перед мышиной норкой, его серебристые глаза, словно отлитые в пламени огня.

— В удовольствии нет никакого позора.

Она помнила ощущение его теплых, гладких волос под своими пальцами, его губ, посасывающих ее грудь, потрясающую полноту его вторжения, когда он двигался в ней, когда он погружался в нее. Тело Люси помнило и молило о его теле.

Никакого позора…

— И никакого будущего, — сказала она.

Посмотрите на ее родителей.

— Напротив, — сказал он. — Я могу дать тебе жизнь лучше той, что ты оставила. Я был бы предан тебе. Не было бы других партнеров ни для кого из нас, пока ты жива. Тебя бы здесь почитали.

Подо льдом забурлили эмоции, угрожая прорваться сквозь раковину ее самообладания. Она уловила чистый запах горящей древесины и аромат ее собственного прозрения.

— Почитали? — ее голос сломался.

— Конечно. Ты — дочь Атаргатис, — сказал Конн и этим разбил ей сердце.

— Я не хочу быть почитаемой, — она бросалась в него словами. — Я хочу быть…

— Что? — его глаза были острыми и блестящими, как стекло.

Она еще раз глубоко вздохнула, почти рыдая.

— Всю свою жизнь, я воображала, что буду необходимой. Ждала, когда я стану нужной. Мечтала о том, что буду любимой за то, кто я.

Она подняла глаза и посмотрела на него.

— А не быть оттраханной из-за того, кем была моя мать.

Ее преднамеренная грубость поразила Конна, как удар. Он соскочил с кресла и возник перед ней прежде, чем она смогла вздохнуть. Не касаясь. Никогда. Но, наклонившись так близко, что он держал ее в клетке своих рук, опирающихся на ручки ее кресла, подавляя своей близостью, высасывая ее волю.