Морской лорд

Люси натянула плотно облегающее бирюзовое платье. Ей не понравилось, как Конн смотрел на нее — не как на женщину, с которой он хотел бы спать, а как на загадку, которую он так до конца и не разгадал.

Он растянулся на роскошном кресле, похожем на трон, по другую сторону от камина в их спальне, наблюдая за ней из-под густых черных ресниц.

До того как живущие в замке люди засуетились вокруг нее с горячей водой, полотенцами и чаем, Конн куда-то исчез. Они обращались к ней «леди» и «тэргэйр ингхин», но она не знала никого из них. Кера казалась потрясенной, а Рот — подавленным. Никто из прислуживающих Люси людей не подбадривал ее, как, возможно, сделал бы Конн, не дразнил ее, как Йестин, и не отвечал на ее вопросы, как Грифф.

Она поняла, почему Конн испытывал потребность скрывать свои чувства в присутствии хранителей. Поняла и возмутилась этому.

Теперь, когда Конн наконец был здесь, она чувствовала себя еще одним пунктом в «Списке его текущих дел».

Небо за окнами башни пылало розовым и оранжевым, яркое, как песчаные розы на пути домой.

Она просила его предоставить ей больше времени.

Но никакого времени просто не было. Прошлые несколько дней — драгоценных, совершенных, ярких, цельных — проскользнули сквозь пальцы, словно нитка отборного жемчуга. Теперь же, нить была перерезана и она могла только попытаться ухватить то, что было между ними, пока это не стало историей.

То, что было между ними…

Она не была его племенной кобылой, что бы ни говорили те хранители. Она была… кем? Кем он видел ее теперь? Чего он хотел от нее?

Его волосы были темными и блестящими после ванны. Лицо приняло обычное, непостижимое выражение. Несмотря на его вытянутые ноги и полузакрытые глаза, она чувствовала, что от Конна исходила напряженность, как тепло — от камина.

— Сколько тебе было лет, — тихо спросил Конн. — Когда ты начала бояться моря?

Беспристрастная мягкость его тона разрывала ее на части. Она обняла себя за локти.

Я не… — Помню.

Эта ложь не сорвалась с ее губ.

Сегодня она отпугнула демонов. И уж конечно, она сможет выдержать несколько воспоминаний?

Она посмотрела в лицо Кона, суровое в своем величии. Она могла, по крайней мере, попытаться быть достойной его и своего нового титула.

— Одиннадцать, — отрывисто сказала она. — Мне было одиннадцать лет.

— Сложный возраст.

Она моргнула, пытаясь представить бессмертного лорда моря одиннадцатилетним мальчишкой.

— Ты это помнишь?

Блеск, на мгновение появившийся в его серебристых глазах, снова сделал Конна похожим на ее возлюбленного.

— У нас в Убежище есть — были — дети, — напомнил он ей. — Многие из них появились здесь в таком возрасте.

— Значит, ты представляешь себе как это — быть одиннадцатилетней девочкой.

Он не ответил.

— Я понимала, что взрослею, — сказала Люси. — Я знаю, что быть подростком — отстой. Но в то время как другие экспериментировали с лаком для ногтей, тренировались носить лифчики и втихаря покуривали в лесу, я пыталась готовить обед и получать хорошие оценки, чтобы иметь возможность поступить в институт, как Калеб. Он ушел, мои друзья изменились, и я ненавидела все это.

— Тебе не нравятся перемены.

Она вертела в руках пояс от платья.

— Не совсем. Я имею в виду, что пока все остается по-прежнему, ты знаешь, чего ожидать, правильно? Ты, в каком-то смысле, контролируешь ситуацию. Даже если чувствуешь себя несчастной.

— Тебе не нравятся перемены.

— Это как раз то, что я только что… — она отпустила концы своего пояса, осознание открылось ей так внезапно, словно пропасть разверзлась в груди. — О.

О.

— Мы приводим молодёжь в Убежище, чтобы у них был кто-то, кто мог бы наставлять их во время трансформации, — сказал Конн. Его глаза были серьезными и печальными. Она хотела бы снова оказаться в его объятьях. Но он разговаривал скорее как психиатр, нежели ее возлюбленный. — У тебя же не было никого, кто подготовил бы тебя. Никого, кто бы наставлял тебя в твоем превращении в женщину или твоей первой трансформации как селки. Ты испугалась.

Неосознанный, невысказанный в течение многих лет гнев сжигал ее изнутри.

— В этом нет моей вины.

— Конечно, нет.

Его капитуляция только распалило пламя, бушующее в ее сердце.

— Это ее вина. Моей матери. Она могла бы остаться. Она должна была остаться с нами. Со мной.

— Она была селки.

— Она была эгоисткой, — обвинение вырвалось из нее с силой боли, переживаемой и подавляемой годами.

— И ты не хочешь быть похожей на нее.

— Нет.

— Так или иначе.

— Я… — Люси закрыла рот. Открыла его. — Нет.

— Она бы вернулась за тобой, — сказал Конн, и его голос был настолько нежен, что ей было почти все равно, лгал ли он. — Если бы она была жива. Она бы вернулась за тобой и Калебом в подходящее время.

— Когда ты ребенок, трудно постигнуть концепцию «подходящего времени», — холодно сказала Люси. — Тебе просто нужна твоя мама.

— Для нас все иначе.

— Не настолько иначе, чем ты думаешь. Ты же скучаешь по своему отцу.

Конн вздрогнул, как будто она воткнула в него гарпун.

— Мой отец не умер. Он ушел под волну.