— Как сказать, ваша милость… я мало забочусь о том, что дальше будет, не мое дело совать нос куда не следует, вместо того чтобы исполнять, что приказывают. К тому же я привык с малых лет носиться по ветру и заметил, что нашему брату тем лучше живется, чем меньше раздумываешь. В первый раз я это понял, когда полюбил одну девушку; она предпочла мне другого, и я постарался выбить дурь из головы, отправившись в море на первом попавшемся корабле. И вот, таким образом, я свободен совсем от всяких семейных забот. Видите ли, сударь…
Капитан прервал поток его речей.
— Знал ли ты тогда уже капитана Вильдера? — спросил он.
— Тогда нет еще, ваша милость. Когда я стал плавать с мистером Вильдером, тогда у меня уже стали вроде как будто семейные заботы, тем более, что я в этом был очень неопытен. Ну, если такому человеку неожиданно попадет в руки этакое бэби, то…
— Твоя история, Фид, становится интересной… Говори, пожалуйста, как следует, сначала и по порядку! Пряди свою пряжу и не понаделывай узлов, как вы все привыкли…
Проговорив это, капитан сел на маленькой пушечке и знаком предложил матросу также сесть на канатном свертке, находившемся возле бизань-мачты.
Тогда Фид устроился поудобнее и начал:
— Мой отец рано стал приучать меня к морю, и мне еще не было четырнадцати лет, как я обогнул уже дважды мыс
Горн. Потом я служил в королевском флоте и вот тут-то познакомился с Гвинеей.
— Это его черный приятель, — сказал капитан в пояснение дамам.
— Да, сударыни, черный, тот самый, что крутит гитовт на грот-мачте, — дополнил Фид. — И хотя у него кожа не такая, как у всех добрых христиан, а все-таки нет на свете человека его честнее.
Но вот что я хотел сказать… С этих пор мы с Гвинеей стали настоящими морскими крысами, постоянно плавали вместе пять лет. Потом у Вест-Индских островов мы потерпели кораблекрушение. Мы были в то время на борту быстроходной "Прозерпины".
Между островами и Испанским морем мы встретились с контрабандистом и завладели им. Капитан послал своего второго офицера и пять человек матросов, в том числе меня и Гвинею, с этим призом в ближайший порт. Но по дороге нас захватила буря, и после двух часов борьбы с ней контрабандист опустился в море посреди ночи у нас под ногами… Это был настоящий старый ящик, ваша милость.
Вот тогда-то мы и стали настоящими друзьями с Гвинеей, потому что мы только двое оставались в живых. Дело в том, что я мог держаться на воде, словно пушечное ядро, и остался жив только благодаря черному, который меня удержал в ту минуту, когда волна едва не унесла в морс.
Нам удалось приготовить шлюпку и положить в нее кое-какой провизии, прежде чем судно успело потонуть. Любой моряк может себе представить, как мы провели ночь в морс, но на другое утро буря утихла, и мы могли рассчитывать на спасение.
Мы шли на веслах в течение двух дней в том направлении, где должны были быть острова, пока вдруг как-то в полдень не увидели потерпевшее судно, близкое к тому, чтобы потонуть.
— Вы, конечно, стали рифить и постарались завладеть им?
— Это было нетрудно, ваша милость, потому что судно оставили все, и единственным живым существом на нем была собака, привязанная на веревке. Трудно угадать, что сделалось с людьми, потонули они или как-нибудь спаслись. Это было печальное зрелище, ваша милость.
Ну, хорошо… Времени у нас было довольно, и мы стали
шарить по каютам, пока не услышали внизу какой-то писк. Когда он повторился и мы прислушались, то оба решили, что это должен быть детский голос. Но проникнуть в нижнюю подпалубную часть мы уже не могли, потому что все кругом было залито водой. Тогда мы в нашей лодке объехали развалину вокруг и в самом деле услышали плач в каюте, в той части кормы, где она еще торчала над водой. Мы выломали окно, и я влез внутрь.
— И вы нашли там мальчика? — спросила мистрис Эллис, с напряженным вниманием слушавшая рассказ.
— Да, и вместе с ним женщину, вероятно, его мать, — продолжал матрос. — Вода, к счастью, еще не дошла до них, но недостаток воздуха и голод уже оказали свое действие. Женщина была уже при смерти, когда мы ее вытащили, а ребенок находился в таком жалком состоянии, что мы с трудом могли влить ему в рот несколько капель воды и вина из нашего маленького запаса.
Никогда бы я не подумал, глядя на это нежное, слабенькое создание, лежавшее на моих руках, что из него вырастет такой человек, как тот, кто сейчас стоит там, возле главной мачты с Гвинеей, стройный и сильный, сам похожий на мачту.
— Так это дитя — мистер Вильдер?
— Именно так, ваша милость.
— А что сталось с его матерью? — пытливо спросила мистрис Эллис.
— Да, мать… — проговорил Фид с каким-то полувздохом и почесав за ухом. — Когда я вошел, она лежала на койке, безмолвная, белее паруса, вымытого дождем; левой рукой она обнимала мальчика, а в правой держала сухарь… Этот сухарь, я думаю, мог бы еще поддержать се жизнь пару дней, но она, должно быть, берегла его для ребенка. Так она и умерла у нас на руках, ничего не сказав.