Морской узел

С другой стороны, нельзя принимать на веру утверждения, будто треска мечет икру ближе к поверхности, а сельдь — на дне моря. Известно, что в период нереста треску вылавливают сетью у самого дна. Как же она в таком случае может нереститься у поверхности?

То же самое и с сельдью. Она мечет икру к концу лета и в это время попадается рыбакам на поверхности. Значит, треска нерестится у дна, а сельдь — ближе к поверхности. Хотя учитель это и оспаривал, вряд ли ему стоило доверять. Он всю жизнь был крестьянином, сухопутной крысой, и едва ли отличит треску от пикши.

К тому же в эту зиму обнаружилось, что учителя не всегда правы. Если они считают ошибкой слово «устье» и настаивают, чтобы ученики говорили «дельта», тут что-то не так. У Лои в семье всегда говорили «устье». А про «дельту» он вообще никогда дома не слышал.

Когда мальчик спустился к пристани, там было немноголюдно. Нонни еще не пришел, и, чтобы убить время, Лои остановился возле пирса посмотреть, как готовится к выходу на лов сельди «Морская волна». Его брат Херманн был на этой шхуне матросом.

К началу путины уже приготовили площадку-склад для разделки сельди; на самом краю причала стояли штабеля серых ящиков для сельди, а чуть поодаль разбухало множество бочек для будущего улова.

Кроме «Морской волны», у пирса стояли еще три шхуны, они тоже готовились к выходу на промысел.

Но по своей привлекательности для Лои они не шли ни в какое сравнение со «Слейпниром»[2], которого не было в то утро у причала.

Еще когда «Слейпнир» возвратился с зимнего промысла, Лои поднялся на борт и зашел в рубку к капитану Паульми. С тех пор минуло много недель, но Лои, как сейчас, помнил этот день. Помнил, как капитан Паульми покатился с хохоту, когда Лои спросил, нельзя ли ему летом пойти с ним матросом. И как ему было горько услышать от Паульми, что тот уже нанял всю команду на несколько сезонов вперед.

— Тебе так хочется на промысел? — спросил его Паульми.

— Да.

Лои впервые пытался устроиться на судно. Если ему будут каждый раз отказывать, то впереди не светит ничего хорошего. Пусть сейчас ему только восемь лет, но ведь летом уже стукнет девять… так что на возраст сваливать нечего. К тому же выглядит он намного старше и играючи справляется с мальчишками, которым исполнилось по одиннадцать и даже по двенадцать лет.

— В один-два рейса мы тебя, так и быть, возьмем… если отпустит мама, — обещал Паульми, потрепав его по голове.

Для Лои это было большим событием. После долгих и трудных переговоров с мамой он почти убедил ее в том, что ему необходимо сходить на промысел. Во всяком случае, она перестала бурно протестовать, как вначале, и сказала, что они успеют поговорить об этом, когда дойдет до дела. Пожалуй, если он закончит год с хорошими отметками, ей придется уступить.

Лои было ясно, что, согласно закону противодействия, который, казалось, всегда вступал в силу, когда речь заходила о море и пристани, попасть на промысел сельди ему удастся, только принеся за это какую-нибудь жертву. Так что до конца года оставалось приналечь на учебники, хотя Лои предпочел бы более приятное для себя занятие.

В то утро «Слейпнир» должен был вернуться из Акюрейри после ремонта — теперь бы успеть до выхода на промысел освоить кое-какие премудрости морского дела.

С пирса Лои увидел, как вниз по улице в огромных сапогах бежит Нонни. В руках он держал гарпун — лучший гарпун во всем Дальвике и даже за его пределами: на длинной бамбуковой палке торчали четыре крюка, которые прикреплялись к ее толстому концу изоляционной лентой. Гарпун был выкрашен синим — Нонни уверял, что именно такой цвет пинагор совсем не различает в воде. Очевидно, так оно и было, потому что с этим гарпуном мальчикам постоянно сопутствовала удача.

Хотя Нонни шел одиннадцатый год, ростом Лои ему не уступал. Свой замечательный гарпун Нонни сделал сам, и тут уж нельзя было не воздать ему должное. Вообще за что бы Нонни ни брался, он непременно придумывал что-то новое или усовершенствовал старое. Последним его изобретением был специальный парус, который Нонни укрепил на велосипеде.

Когда он испытывал это изобретение, попутный ветер так надул парус, что Нонни мчался на велосипеде, даже не нажимая на педали.

От радости он забыл все на свете и опомнился, лишь подъехав к ближайшему хутору в долине. Только там он понял недостаток своего приспособления — против ветра ехать с парусом было невозможно. Пришлось Нонни добираться обратно в кузове грузовика, который возил молоко.

Зато когда дело касалось рыбного промысла, тут знатоком был Лои. С согласия приятеля он считался капитаном. Ну а если они попадут на моторное судно, то мотористом, конечно, станет Нонни.

Команда и снасти были готовы, недоставало лишь шхуны. У причала стояли две весельные шлюпки, и Лои предложил взять ту, которая принадлежала его дяде, Кобби. Нонни этой затеи не одобрил.

— Да он нас убьет, если узнает, что мы стащили его лодку.

— Так уж и убьет! — воскликнул Лои, забираясь в шлюпку.

Нонни, однако, продолжал упираться: