– После того, как мы повеселились в России, нам терять уже нечего. И бояться тоже нечего, кроме Остфронта. Забавно, если окажется, что русские и есть истинные арийцы, и на нас восстали арийские боги – но даже это не меняет ничего. Нам остается лишь идти до конца, каким бы он ни был. А вы пойдете с нами, чтобы нам не было скучно одним. И если вы попробуете соскочить, мы сделаем все, чтобыесли не вы сами, так ваши близкие, друзья, соотечественники – все, до кого мы сумеем дотянуться! – испытали такой же ад, какой ждет нас в завершении пути. Ты понял меня, французская шваль?
– Напрасно вы так долго тянули, Эрвин. Сколько жизней храбрых немецких солдат можно было бы спасти!
Это сказал мне уже после заключения мира тот, чьего подлинного имени и звания я не знаю и сейчас. Я буду называть его «господин Иванов», потому что он был уже немолод, и в его манерах постоянно проскальзывало что-то от военной аристократии старой Российской империи.
Тогда, в начале апреля сорок четвертого, я не был еще с ним знаком. На тот момент я исполнял обязанности командующего группой армий «Ф», поскольку бывшая ГА «Карантания» была разорвана надвое, и главные ее силы, во главе с фельдмаршалом Кесссельрингом, так и не успевшим окончательно сдать мне дела, отступили на юг Аппенин, а из вверенных мне войск срочно формировался фронт в Южной Франции. Мне, как любому военному профессионалу, было очевидно, что Германия проиграла эту войну. Потому контакты с русской разведкой, сначала через господина Рудински, виделись мне не предательством, а попыткой спасти как можно больше для своей страны. Но я как немец, как солдат полагал, что последующие необходимые действия должны быть актом моей доброй воли, с сохранением контроля над ситуацией – а не безоговорочным принуждением поставленного на колени. И я думал, что еще располагаю каким-то временем и возможностями.
Вверенные мне войска включали вновь сформированную Пятую танковую армию, имеющую в составе мой верный корпус «Тропик» (15-я и 21-я танковые дивизии, пополненные техникой до штата, и дивизия СС «Родос», очень сильная, практически полуторного состава), и корпусную группу «Байерляйн». Еще была так называемая Первая полевая армия, которая представляла собой лишь сборище гарнизонов, разбросанных по огромной территории от Тулузы до Лиона. Кроме того, имелись две парашютные дивизии, наконец вышедшие из Испании, 1-я и 4-я. Группа «Байерляйн» двумя своими первоклассными дивизиями занимала сильный оборонительный рубеж по альпийским перевалам и так называемому «балкону», приморской долине, по которой проходила железная дорога и шоссе из Италии во Францию. Третья дивизия группы, 16-я фольксгренадерская, осуществляла контроль за побережьем, оборона там была построена по принципу отдельных опорных пунктов на расстоянии огневого взаимодействия, с учетом того что в итальянском флоте не было десантных сил, а русские на морском театре были представлены лишь одной слабой эскадрой, это казалось достаточным.
– Не было вас на Восточном фронте, – сказал господин Иванов. – Одесса, еще в сорок первом, Керчь и Феодосия, Новороссийск, Тамань – там потруднее было, чем Лазурный берег в сорок четвертом.