Морской волк

— Нашего перехода на «темную сторону Силы» — с точки зрения истинного демократа. На службу, не только телом, но и душой — Красной империи зла.

— Но как же… — замялся Родик. — Формально мы не…

— А реально? — говорю уже я. — Сколько еще у нас продлится автономность? А после — топиться всем? Нет уж, придется нам гавань искать. И где?

— Деды наши при Сталине жили, — поддержал Сан Саныч, — и мы поживем, дай бог!

— Жить это одно. Служить — другое.

— Слушай, мы все ж не гэбэшники, а бойцовые морские волчары. Натасканные, чтоб рвать врагов внешних. Которые у державы нашей, хоть империи, хоть дерьмократии, есть всегда. И эту работу надо кому-то делать. В любое время. Возражения, боец?

— Убедил же вас этот иезуит!

— Скорее уж жандарм из бывалых — читал, такими они и были.

После того дня за Кирилловым как-то закрепилось прозвище «Жандарм». За глаза — но произносимое с уважением.

От Советского Информбюро, 25 августа 1942 года.

На Северо-Западном фронте происходили бои местного значения. На ряде участков наши подразделения отразили атаки пехоты противника. Около населенного пункта В. советские бойцы ворвались в траншеи противника и вели рукопашные бои с гитлеровцами. Наши летчики сбили в воздушных боях 3 немецких самолета. Кроме того, огнем зенитной артиллерии сбито 5 немецких транспортных самолетов «Юнкерс-52».

— Боевая тревога!

И нет больше на лодке отдельных людей со своими характерами, памятью и даже жизнью. Все — как одно целое, на своих постах, стали частями машины, Корабля. Нет людей — есть функции, которые должно выполнять. Даже если в отсек рвется вода или горит огонь — никто не может бросить пост и уйти без доклада и без приказа. Потому что иначе Корабль может погибнуть. И вместе с ним — все.

Автономке конец, путь на базу, домой.
Тихо лодку глубины качают.
Спит девятый отсек, спит девятый жилой,
Только вахтенный глаз не смыкает.
Что он думал-гадал? Может, дом вспоминал,
Мать, друзей или очи любимой?
Только запах чужой все мечты оборвал:
Из отсека повеяло дымом.
Сообщить бы куда — не уйти никуда,
И в центральном ведь люди, не боги.
Только пламя ревет, и сильней душу рвет
Перезвон аварийной тревоги.
Кто читал, отдыхал или вахту держал
По постам боевым разбежались,
А в девятом, кто встал, кто услышал сигнал,
За себя и за лодку сражались.
Ну а кто не успел, тот заснул навсегда,
Не почувствовав, что умирает,
Что за миг до конца им приснилось тогда,
Никогда и никто не узнает.
За живучесть борьба! Ставка — жизнь! ИП забыт,
Гидравлические рвутся трубы.
Смерти страх. К переборке восьмого открыт
Путь к огню! Дым и новые трупы!
Бьет струя ВПЛ, но огонь не поник,
Тщетно ищут спасенья в десятом…
Сквозь удары туда пробивается крик:
— Что ж вы держите?! Сволочи! Гады!
Отзывается сердце на каждый удар,
Рядом гибнут свои же ребята,
И открыть бы… Да нет, смерть войдет и сюда.
И седеют от криков в десятом.
Тишина. Нет страшнее такой тишины…
Смирно! Скиньте пилотки, живые.
Двадцать восемь парней, без вины, без войны
Жизнь отдали, чтоб жили другие.
Встаньте все, кто сейчас праздно пьет и поет,
Помолчите и выпейте стоя!
Наш подводный, ракетный, наш атомный флот
Салютует погибшим героям!!!

[27]