В последние годы в двадцать первом веке я работал на линейных судах. Обычно это два или три порта захода. За время контракта побываешь в них несколько раз, хорошо их изучишь. Иногда я советовал лоцману, если считал его недостаточно опытным, сесть в углу ходовой рубки и попить чайку или кофе, а не лезть с советами. Лоцмана попадались — диву даешься, почему до сих пор в профессии?! Наверное, срабатывает принцип «дуракам всегда везет». Порой мне казалось, что лоцмана воплощают все отрицательные черты своего народа. Русский и финн должны обязательно выпить во время проводки, но и пузырь в презент тоже возьмут; араб не уйдет без блока сигарет, а лучше трех; африканец возьмет всё, что дашь и за чем не углядишь; француз поговорит о бабах; янки — о деньгах; англичанин — о погоде; латиноамериканец — обо всем понемногу и при этом успеет выпить и покурить на халяву; японец будет упорно молчать, а если предложишь презент, посмотрит взглядом отъявленного интернационалиста. Впрочем, это, так сказать, усредненные данные. Жизнь многообразнее. Можно было в Западной Европе нарваться на африкано-японский вариант.
В пятнадцатом веке лоцмана были, если можно так выразиться, внутренне похожими друг на друга — молчаливыми, неизбалованными и при этом высокопрофессиональными. Что не удивительно, потому что за гибель судна могли заплатить головой в прямом смысле слова, и никто бы за них не заступился. За помадку судна на мель капитан имел полное право отвести лоцмана на бак и отрубить ему голову, но именно на баке. Несмотря на то, что я вторую навигацию работал на линии Ольборг — устье Невы — Ольборг — Гамбург, в устье Эльбы взял лоцмана — пожилого сутулого мужчину лет пятидесяти, бурое, обветренное лицо которого казалось выдолбленным из гранита. Он подплыл на двухвесельном тузике, сообщил, что уровень воды в реке очень низкий, и предложил свои услуги за пять бургундских серебряных су. Видимо, меня и в Гамбурге считали бургундом. Когда есть деньги, а сейчас они были, я старался помогать труженикам моря. Лоцман сам встал к колдерштоку и уверенно повел барк. Ветер был почти попутный, поэтому мы легко преодолевали течение. Не выпендриваясь, лоцман выпил предложенное вино и съел бутерброд с копченой селедкой. Немного удивился, когда я заплатил на одни су больше. Чаевые пока что не вошли в моду.
— Ты хорошо справился со своей работой, — объяснил я.
— Если я буду нужен, Свен Фишер знает, где меня найти, — сказал на прощанье лоцман.
Во время проводки оба немца делали вид, что незнакомы. Почему они держали это в секрете — понятия не имею. Может, чтобы Свену Фишеру было легче отрубить голову лоцману, если тот не справится со своими обязанностями. Боцман теперь выполнял одновременно роль судового палача и священника. Как палач он больше орудовал «кошкой» — плеткой с тремя хвостами, которой воспитывал нерадивую молодежь, а на роль священника попал, благодаря Библии, которую взял на свою долю добычи. Кстати, оценили ее в десять золотых гульденов. Наверное, думали, что позарюсь я. Не стал им говорить, что атеист. Они пока не знают такое ругательное слово. Уверены, что все верующие. Только не все выбрали правильного бога и, что важнее, правильных священников.
Поскольку я был первым, кто привез товары из Руси, распродал их быстро и по высокой цене. Накупил то, что заказывали русские купцы, и кое-что для себя и родни. В том числе крупного жеребца и трех кобыл на племя. Присматривать за ними будут мои арендаторы. Видимо, выпало на мою долю не только продвигать мореходство в массы, но и способствовать разведению элитных пород лошадей. Если с первой задачей я справлюсь успешно, то с лошадьми дела в двадцать первом веке будет обстоять хуже. Поголовье их сильно сократится. Что-то мне подсказывает, что в двадцать втором веке лошадей опять станет много. Жаль, не доживу. Хотя, как знать…
Члены экипажа тоже прикупили товары на продажу. Матросу разрешается перевозить десять фунтов. Остальным — пропорционально окладу: юнгам — вдвое меньше, унтер-офицерам — вдвое больше, а офицерам, как я называл Лорена Алюэля и Ларса Йордансена, — втрое. Некоторые, имеющие торговую жилку, делали на этом вторую зарплату.
В Ольборге выгрузили часть привезенного, взамен взяли селедку в бочках. Путина прошла мимом нас, о чем многие члены экипажа искренне горевали. Как матросы, они получают раза в два больше, чем имели бы во время лова селедки, но им по привычке кажется, что упустили выгодную работу.
Хелле совсем выздоровела. Она теперь много времени проводит с Ханне, обучая младшую сестру навыкам ведения хозяйства по-бургундски. Обе уверены, что стали женами бургундских дворян. Я уже знал, что нельзя разрушать женскую мечту, иначе будет из-за чего и чем бодаться, поэтому не опровергал эту легенду.