— Я заранее знала, что так будет. И ты знал. Ну, мне теперь остаться неузнанной легче легкого.
Лин повернулся к ней, потянулся, коснулся пальцами ее щеки.
— К сожалению, — тихо сказал он, — таких людей, как ты, слишком мало, и вас видно слишком далеко.
Зура подумала, что он ей льстит. Это Лина видно далеко; это таких, как он, мало. Но опять, как раньше, она не стала противиться искушению.
У волшебника были сухие обветренные губы, и целовал он ее именно так, как и должен был, дважды чуть не похоронив. Зура с острым, отчаянным сожалением подумала, что надо было вцепиться в него гораздо раньше — глядишь, ее выздоровление это ускорило бы.
Уже третье выздоровление за последние пару месяцев; и шло оно медленнее предыдущих двух.
— Я… — проговорил Лин, когда они отпустили друг друга. — Я бы охотно остался здесь надолго. Переход ли бы с острова на остров. Урсти мне уже изнамекалась, что маг воды им пришелся бы очень кстати. Но я понимаю, что тебе тут делать нечего.
Зура нахмурилась. Неужели он намекает, что…
Но Лин говорил прямо противоположное.
— Я хочу отправиться далеко, — продолжил он тихо, — где еще никогда не бывал и где меня никто не знает. Посетить северные моря, которые полгода подо льдом — там морской народ не живет, и мстителей мне нечего опасаться. Или даже наведаться в Степи — мне всегда интересно было, правда ли, что они появились вследствие злоупотребления стихийной магии… Ты… тебе по душе этот план?
— Скучно точно не будет, — ответила Зура.
В ту ночь они заснули вдвоем в холодной, продуваемой ветрами хижине. Зуре снился сон, который казался их общим. Он менялся, путался и вился, выхватывая из небытия то сута, нежащегося в солнечном пятне на мозаичном полу, то старого рыжего кота без глаза и без уха.
— А все-таки, мастер, — говорил Милс Тревон, и его открытое лицо светилось такой любовью, что делалось больно сердцу, — а все-таки и ты когда-нибудь найдешь женщину, которая тебе сердце вылечит. Нежную, тоненькую, словно солнечный цветок…
— Найду, — отвечал ему Лин, постаревший, потрепанный, в мокрых и грязных одеждах. — Имя у нее будет как гром, а сама она будет подобна молнии в грозовом небе.
— Еще не встретил, а уже стихи сочиняешь? — улыбался Тревон.
— Не я. Это из старой баллады степняков.
— Не знал, что у этих дикарей стихи бывают.
— Еще какие, мой друг. Еще какие.