Мортал комбат и другие 90-е

Но я не могла уйти. Я должна была дождаться Михаила Сергеича. Можно было спрятаться за колонкой, я и отправилась было туда, но ветер взвыл на площади, поднимая невиданное количество пуха, и окончательно меня ослепил. В белом мареве доносились визгливые трубы оркестра. Пух, смешанный со слезами, закрыл от меня площадь, президента, курсантов, крикливую ведущую – не осталось ничего, кроме белого буйства.

Нужно было бежать к трибунам, где меня ждала мама, но я уже не понимала, в какую сторону нужно бежать.

Никто не заметил девочку в белом, мечущуюся по площади в снежном шторме.

Наконец я увидела спасительный силуэт трибун. Какие-то люди помогли мне взобраться повыше. Площади отсюда было почти не видно. Неровными рядами ходили участники парада – музыки не было слышно из-за ветра. И где-то там, за снежной стеной, остался невидимым Михаил Сергеевич.

Полгода спустя папа, выйдя из ванной, сказал нам, что Союз развалили и что мы живем теперь в другой стране. Мама готовила кашу. Кипел чайник. Мыльная пена капала на ковер. Мы молчали и не знали, что сказать.

– Пена на ковер капает, – заметила мама.

Папа ушел добриваться.

* * *

Газеты еще несколько дней разгневанно писали о «недопустимо плохой организации встречи президента» и о том, что пора принять меры по поводу тополей. Со следующего лета тополя стали обрезать и вырубать.

В танцевальный кружок я больше не ходила.

Наутро Кирилл составлял «Список достопримечательностей на месяц». Он так и назывался – краем глаза я увидела в телефоне.

– Куда лучше для начала, в Русский или Эрмитаж?

– Для разминки больше подойдет прогулка по Невскому – ноги в руки и пешком отсюда до Дворцовой.

Я достала из кухонного шкафа и дала ему клеенную-переклеенную скотчем туристическую карту центра. Он с сомнением посмотрел на нее, но взял.

– Куда в городе еще можно сходить?

– Смотря что тебе интересно. Музеи, театры или опера. Есть миллионы всяких развлекательных центров, экскурсии за городом. Даже летом есть чем заняться.

– Я прочитал вчера «Бурю», очень… очень… – он подбирал подходящее слово, видимо, чтобы меня не обидеть, – неплохо. А чем вы занимались на каникулах?

Я припомнила деревню, игру в карты с тетей, перечитываемые в сотый раз одни и те же книги и пожала плечами:

– Ничем особенным.

Корова

Корова сбежала пятнадцатого июля, в самую жару.

Я уже месяц была в деревне. Сидела одна в огромном пустом доме: двоюродные сестры сдавали в городе сессию, тетя и дядя были на работе. Сухое пекло Казахстана благосклонно позволяло появляться на улице утром и вечером, а днем награждало тепловым ударом или просто ожогом. Можно было заниматься двумя вещами: перечитывать скромную библиотеку и тискать полумертвых от жары кошек.

Утром тетя Маша уходила в школу. Пару раза я ходила с ней – расчерчивала журналы, пока она была на педсовете, потом с другими учителями мы пололи школьный огород. Но журналы закончились, а в жару сорняки не растут.

За годы, проведенные летом в деревне, мы выработали ритуал. В три сорок я ставила на плиту чайник. В три сорок пять приходила тетя Маша. Мы пили чай, потом играли в карты. Вечером с базы приходил дядя Миша. Что он делал на базе, я толком не знала, но вместо денег дядя получал «натуру» – картошку, сено, комбикорм.

Конечно, было хозяйство – корова, две свиньи, десяток кур. Сарай был по ту сторону участка, со своей калиткой, через которую корову выводили на выпас и вечером пригоняли обратно. Калитку охранял престарелый Черныш.

Мне было девять, я носила модный хвостик и легинсы и считала себя почти что подростком. Вечерами я гуляла туда-обратно по улице, замедляя шаг у предпоследнего дома. Там гостили двое белокурых братьев из Караганды – Эд и Вова. Эд был так себе, а Вова – ничего такой. Когда жара спадала, они вытаскивали на улицу велосипед, ставили его колесами вверх и бесконечно чинили. Возле их дома вечерами собирались подростки, а я прогуливалась мимо, надеясь, что, несмотря на малый возраст, меня пригласят в тусовку.

Так вот. Пятнадцатого июля, часов в одиннадцать, когда я стояла между грядками, раздумывая, мыть ли вырванную морковку или хватит обтереть ее об штаны, прибежал Бауыржан, соседский пацан.

– Тьоть Маш, дьять Миш здесь?