Я воткнул чужой меч новому своему противнику в горло и разжал пальцы. Это было для них неожиданно, потому что, прыгнув в сторону, я становился безоружным. Я пнул стоящего ко мне спиной врага в зад так, что тот даже подлетел и обрушился наземь, как мешок с репой. Если бы у него не были такие тяжелые сапоги, то он, без всякого сомнения, улетел бы на Луну. Я прыгнул ему обеими коленями на спину, чтоб он не пытался больше подняться. Он это усвоил, предоставив мне во владение свой кинжал, вывалившийся из ножен. Кувырок с колен получился удачным: я даже успел подняться на ноги перед тем, как на меня уставилось перекошенное в ярости чужое лицо. Нет, это была морда. Звериная в своей ненависти, страшнее, чем у оборотня — тот хоть за пищу боролся. Я поднырнул под руку и воткнул кинжал, не заботясь, куда, как иголку в подушку: лишь бы не вывалилась. И тут я увидел Охвена.
Мой друг лежал на спине, неловко подогнув увечную ногу. Глаза его оставались открытыми, чуть сощуренными, но неба над собой он уже не видел. Грудь его была вся изрублена, но, скорее всего, уже после того, как он упал. Вокруг валялись, как пьяницы после последней бутылки, тела горцев. Я успел все это оценить уже после того, как нырнул на эти трупы, уходя от удара, который по случаю поймал другой коллега-нападавший. Я прокатился по обильно смазанным кровью туловищам, как медведь по камням ручья в погоне за семгой. Целью моей был Пламя. Благородный клинок до сих пор был в руках у Охвена и слава всем богам, что мне удалось разжать его пальцы, выхватив меч. Получилось, что старый викинг уже после смерти передал мне свое бесценное оружие.
Еще лежа я перевернулся на спину и поймал на зубцы Пламени удар сразу двух врагов. Радоваться было некогда, поэтому я сразу ударил одного из нападающих по ногам, меч другого в это время бессильно скользнул по моей голове. Безногий, падая, зацепился за своего брата-друга, умоляюще глядя на него, поэтому я успел одним прыжком с лопаток встать на ноги. И сразу же, ударить, используя энергию прыжка, по шее этого горца, отцепляющего от себя истекающего кровью калеку. Голова отделилась легко и улетела в оставшуюся толпу гнилым кочаном капусты.
Их осталось на ногах уже немного, человек пять. Мы стояли и смотрели друг на друга, тяжело дыша. И в их глазах я видел страх. А в своих глазах я не видел ничего, потому что не было под рукой зеркала. Но догадался, что враги в них видят свою смерть.
Я достал из-за голенища свой нож — дага куда-то задевалась, пока прыгал и кувыркался. Четверо с криком бросились на меня, пятый повернулся спиной, намереваясь пойти проверить, как там лошадки?
Ни один сегодня не уйдет с этого поля. За Охвена! Я бросил нож в спину любителя коней, успел заметить рукоять между его лопаток, как вновь начались наши танцы. До этого было как-то непривычно тихо, ни одного звука: ни криков, ни стонов, ни скрежета металла о металл. А теперь в голове возник какой-то неясный гул. Будто целое поле цветов, а на каждом сидит пчела и жужжит в свое удовольствие.
Биться с этими было тяжело: гул, усиливаясь, не давал сосредоточиться. Кое-как зарубив двоих, я даже обнаружил себя на коленях, в то время как предпоследний враг отчаянно дергает свой меч, сотрясая почему-то и меня. Я с колен отмахнулся Пламенем, враг исчез и дергать меня перестал. Все-таки, какой славный меч у Охвена! Его лишь слегка направлять — врагов он будет убивать и без твоей помощи.
Последний горец, белый лицом с черно-красной бородой, оказался шагах в пяти от меня. Почему лицо у него такое белое, как блин на Масленицу? Подрастерял свою смуглость, тварь дикая! Воин тем временем, подняв свой хилый меч, как знамя, над головой, побежал ко мне. По пути он, конечно же, открыл рот нараспашку, даже трепещущие гланды чуть не выпали. С таким биться — себя не уважать. Я через плечо размахнулся Пламенем и, становясь на одно колено, метнул его навстречу последнему горцу. Клинок Охвена легко прошел сквозь грудь дикаря, отбросив его на несколько шагов назад. По-моему с какого-то подобного броска начинался наш поединок.
Я поднялся на ноги, подошел к мертвому врагу, вытащил из него Пламя и огляделся: все лежат, все молчат, никто не шевелится. Это меня удовлетворило. Я подошел к ближайшему валуну и присел на него. Шум в голове пропал. Я внезапно услышал тишину, нарушаемую только журчаньем воды в близкой реке. Подняв глаза на наше строение, я увидел широко раскрытые испуганные глаза Ленни. Я воткнул Пламя в землю у ног и попытался ей улыбнуться…
23