Морзист

– Издеваешься… – задумчиво протянула Машка. – Не по кому, не знаю, кочка какая-то была или яма. Хотя лучше бы это был наш отчим… Подожди… – Она вдруг посмотрела на меня как-то странно. – Ты что-то видел? Или слышал? Че вертишься?

– Ниче, сидеть устал.

– Подожди, у тебя что-то здесь…

– На дорогу смотри, ничего у меня здесь нет! – отрезал я и, прикрыв нос рукой, отвернулся. Чуть не спалился!

Я уже не чувствовал ничего. Обтер выступившую кровь из носа о темные штаны (как обычно) и уставился на дорогу. Мне казалось, что все это сейчас происходит не со мной. Странное чувство. Я был кем-то другим, потому что… Потому что так не бывает. Неужели мне просто привиделось? Больная фантазия и полбутылки «Детского шампанского» сделали свое дело?

Я схожу с ума. А может, у меня действительно невроз, психоз и все остальное, что написано в карточке? Все то, во что не хотели верить ни я, ни моя семья? Я начинаю видеть галлюцинации. Какая это стадия? Стало вдруг так жутко, что я не знал, куда деть себя в этой маленькой, тесной машинке. Так отвратительно! Хотелось встать и отряхнуться, умыться, но от чего? Ничего же не было. Как и ударов, которые слышал только я. Как и глаз, которые видел только я. Как и той боли, которую чувствовал только я, и никто не мог мне помочь. Разумеется, где-то в Швейцарии или Америке, возможно, и есть квалифицированные специалисты, которые делают операции от всего на свете и имеют в своем арсенале кучу пилюль и волшебных микстурок – были бы деньги, а денег не было. Куда деться от самого себя, если я и есть – я? И что мне от себя ждать в следующий раз? Вся эта статистика, видео в интернете, передачи про умственно отсталых. Лучше не говорить об этом Машке.

Лучше вообще не думать про эту чушь.

Глава 5. Компашка

Прислонившись лбом к прохладному стеклу, я бездумно следил за мелькающими в окне деревьями: вздымающимися к небу столбами, плотно обступившими дорогу. Еловый массив сокрыл в себе даже тоненький полумесяц – единственный источник света в царстве ночных кошмаров.

Жутко ехать по ночному лесу, но в один момент мне стало все равно. Было бы даже лучше, если бы сейчас произошло что-то ужасное. Что-то более кошмарное, чем то, что было у меня на душе, и чем то, что было в моих мыслях. Но я знал, что ничего такого не произойдет. Что может быть страшнее того, что слышу, чувствую и вижу я, и только я? И больше никто. Я толком и не понимал, что со мной происходит.

Как ни странно, меньше всего меня волновал один вопрос: «Какой маньячина додумался построить свое поместье в мертвецки глухом лесу?» Хотя мне действительно начало казаться, что максимум, что мы обнаружим здесь, – это избушку веселого лесника-лесоруба, который по ночам рубит не только деревья…

Деревья, деревья… Тошнит уже от этих деревьев!

Но вдруг лесные гиганты расступились, и фары машины осветили огромное заброшенное здание, резко выделяющееся на фоне черных елей. Настоящий огненный замок! Оно выглядело необычно: красный кирпич, из которого была сооружена вся постройка, словно выгорел на солнце, став золотисто-оранжевым. Кое-где стены остались насыщенными, как красная ржавчина, а кое-где выцвели добела, как бумага. Центральная часть заброшки была объемной, полукруглой, а окна первого этажа с торчащими из рам осколками наоборот – впалые, как глаза больного. Темный фундамент, изрезанный седыми трещинами, делал дом увесистым, словно вросшим в землю. С боков к строению примыкали пристройки все ниже и ниже, отчего поместье казалось горбатым. Я даже почувствовал, как от волнения у меня сперло дыхание: так неожиданно перед нами предстал дом Страховых. Я прильнул к окну, не в силах отвести взгляд от настоящей находки, какую еще поискать надо. «Перевернутый в гробу» во мне ликовал.

Эти огненные стены не испортили даже граффити, потому что они были сделаны умело, да еще и в черно-красно-оранжевых тонах. Правда, какой-то умник додумался написать недалеко от входа ярко-зеленым три заветные буквы имени своего лучшего друга, который сидел у него в штанах.

Говорят, бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и как работают другие люди. Для меня же эта мудрая мысль была пустым звуком. Единственное, на что бы я мог по-настоящему залипнуть, – это заброшенные дома, и только они.

Когда Машка припарковалась у главного входа – полуразрушенной лестницы, покрытой темной грибообразной порослью, я мигом выскочил наружу, захватив рюкзак с заднего сиденья. Эмоции переполняли меня, я и не знал, то ли мне фотографировать Машку, которая уже распласталась для этого на лестнице, то ли снимать на видео поместье, то ли пробежаться по территории.

Несколько самых близких ко входу окон первого этажа были для нас единственным источником света: телефоны включать не хотелось. Оранжевый свет, точь-в-точь как само поместье, лился лавой прямо на нас. Поместье горело изнутри, как и я сейчас.