Мосфильм. Вчера, сегодня и всегда

В 70-е годы продолжается строительство «Мосфильма». И в конце 70-х из стекла и бетона возводится здание сценическо-постановочных средств — и здесь нашло отражение всеобщее увлечение минимализмом, штампующим здания-близнецы по всему СССР, — в народе его называют «белый дом». Там хранились реквизит и уникальное собрание костюмов, которое начало собираться с начала прошлого века. Там есть настоящие кареты, которые ездили по улицам. Все это отремонтировано, отреставрировано и может быть использовано по своему назначению.

Недавно вся богатейшая коллекция была удобно размещена в новом здании[9].

Пресловутого «застоя», которым принято называть социально-политическое состояние советского общества в 70-х годах, в кино не было. Напротив, — это было время ярких личностей и неординарных режиссеров, со своим мировидением, своей киноэстетикой. Они навсегда остались не только в истории нашего, но и мирового кино.

Это такие имена, как Андрей Тарковский, Элем Климов, Лариса Шепитько, Сергей Соловьев, Василий Шукшин, Глеб Панфилов, Андрей Кончаловский, Никита Михалков и др.

70-е годы — это время бурного развития и расцвета советского кинематографа: — две трети лент, снятых в это время, вошли в «Золотой фонд» «Мосфильма» и отечественного кино. А «Мосфильм» становится крупнейшей киностудией в Европе.

К этому времени «Мосфильм» выпустил 1200 фильмов и взял 166 призов на международных фестивалях.

Б. В. Павленок

Вспоминает Борис Владимирович Павленок — председатель Госкино БССР (1963–1970 гг.), заместитель председателя Госкино СССР (1970–1985 гг.):

«…у нас с 1976 года ежегодно было 30 режиссерских дебютов. Мы создали на „Мосфильм“ объединение „Дебют“, условием работы в котором было: ставьте что хотите, снимайте как хотите, выход на экран зависит от проката — купит или не купит. Но мы платили всему творческому составу повышенные ставки, чтобы они не были ущемлены по сравнению с теми, кто работает в большом кино.

В среднем, чтобы фильм оправдывал себя, нужно было, чтобы его посмотрели 17 млн зрителей. Но далеко не все эту цифру вытягивали. Василий Шукшин снимал один в один, как снайпер: ни одного лишнего съемочного дня, ни одного попусту потраченного метра пленки. У него „Калина красная“ стоила — сколько лет прошло, но я хорошо помню — 289 тыс. рублей, и посмотрело ее 140 млн человек. В то время как какая-нибудь „Севастопольская эпопея“, которую посмотрело — я помню тоже — 1,5 млн человек, стоила 1,5 млн рублей…»

Спустя годы принято огульно мазать черной краской советскую систему «идеологического удушения» кино, вспоминать, сколько талантливых режиссеров пострадало от этого, сколько неординарных фильмов оказалось на «полке». Конечно, и такие случаи имели место быть, но ведь было и другое, когда партийные функционеры, в том числе и сам Л. И. Брежнев, не раз спасали фильмы от чьих-то чиновничьих чрезмерных усердствований…

Б. В. Павленок приводит пример подобных случаев:

«Давным-давно известно, что в искусстве есть две тенденции: одна — искусство для зрителя, а другая — искусство для развития искусства. И фильмы, которые обогащали кинематограф, как правило, зрительским интересом не пользовались. Но на них мы тоже находили деньги. Такой случай был у нас с Андреем Тарковским. Он полностью снял „Сталкера“ — 7,5 тыс. метров полезного материала, а потом весь материал забраковал — все в корзину: операторский брак. Но снимал Георгий Рерберг, который был у Тарковского оператором на „Зеркале“. Он брака не мог допустить, Рерберг и брак — понятия несовместимые.

Тем более что Тарковский у него все до последнего кадра принял. Собрались, стали думать, что делать, и решили дать Андрею снять фильм заново. Опять выделили деньги, достали пленку „Кодак“, которая была колоссальным дефицитом. Саша Княжинский пришел оператором, и фильм сняли по второму кругу. Но зритель принимал „Сталкера“ трудно…

Кадр из фильма „Сталкер“ — Алиса Фрейндлих и Александр Кайдановский

…Все категорические решения по картинам исходили со Старой площади. Например, по фильму Элема Климова „Агония“. Прекрасная картина. Мы ее посмотрели, сели и задумались, какие будут претензии. И тут я вспомнил, что у Ленина есть цитата по поводу Распутина. Говорю Элему: „Давай поставь ее эпиграфом к фильму“. Посмотрели картину. Начали ее вызывать на дачи. Причем по два, по три раза смотрела одна и та же семья, знакомых собирали. Все довольны, все в порядке. И тут на заседании Политбюро Косыгин говорит, что картина негодная и выпускать на экран ее нельзя. Ну, нам спорить с главой правительства нельзя. Начали мы выкручиваться. Ермаш[10]трижды — такого не бывало в советской истории! — входил по этому вопросу в секретариат ЦК с записками. И „Агонию“ сначала разрешили выпустить в прокат за границей. И только потом разрешили выпустить в Союзе, хотя ничего антисоветского в картине не было. Или картина „Тема“ Глеба Панфилова. Тут безо всяких объяснений сказали: не выпускать фильм, и все…»