Мощи святого волка(СИ)

Весть о божьем человеке, коий из дремучей северной стороны идёт, и господа славит, впереди него катилась. В слободах и сёлах выходили люди Васе навстречу, слушали сказ о чудесном явлении убиенного иерея, дивились. Подкармливали путника, не раз хотели одеть-обуть — Темнов благодарствовал, но не давался, отвечал, что господь и так уже всем потребным его снабдил. В первой же деревушке оставил Вася в часовне медяки, долго, истово на крест молился.

Долетел слух о праведнике и до Свято-Николаевского монастыря, и когда Василий пришёл в Верхотурье, настоятель монастыря игумен Афанасий послал инока разыскать странника и в монастырь на свидание его пригласить.

Игумен принял Темнова в трапезной. Время было послеобеденное и монахи разошлись по хозяйским делам. Навстречу гостю отец Афанасий поднялся, взглянул на Темнова и, ошарашенный, бухнул назад на лавку. В драной сермяге, с железным крестом на груди, с перекособоченой рожей, гость выглядел страшно. Вася бросился игумену в ноги, так что отец Афанасий отшатнулся даже, затараторил:

— Батюшка, благую весть я принёс о святом отце Прокопии, коий шёл по Камню и тёмных болванщиков крестил, от них же мученическую смерть принял!..

Васька дополз до ног игумена, хватал его за рясу.

— Ну, будя, будя, — игумен мягко, но настойчиво подол из рук Темнова высвободил, ладонями в колени упёрся, смотрел на гостя недоверчиво. — Что за человек ты будешь?

— Васькой меня звать. Темнов я.

«Рожа ведь воровская, да и имячко соответствует, — думал игумен. — Весь перекошенный, аки гриб-сморчок, а туда же — в благовестники прёт».

— Ну как дай руку! — потребовал отец Афанасий.

Вася послушно вытянул левую руку, смотрел на игумена доверчиво, как пёс на хозяина. Отец Афанасий рывком рукав отдёрнул, в клеймо взором вперился, на скулах его желваки заходили.

Набитое иголочным штампом и затёртое порохом, клеймо свести невозможно, разве что кожу срезать. Чернела на Васькиной руке дьявольская отметина, выдавая с потрохами прошлое каторжанина.

— Беглый! — зло, раздосадовано, выпалил игумен.

— Беглый, отче, но каторги не боюсь боле! — воскликнул Василий сияя, словно его не в преступлении уличили, а серебряным рублём жаловали. — Скажи слово, вернусь в сыру землю руду ломать, пущай порют, пущай на глаголи повесят! Не свой живот берегу, о славе святомученника отца Прокопия пекусь!

— Прикрой, — уже спокойнее сказал игумен, и по сторонам зыркнул: никто случаем не заметил?

«Плодовита Русь на воров и блаженных, и ещё пойди разберись, кто из них кто, — думал отец Афанасий, барабаня пальцами по колену. — Этот вот чёрт из-под земли выполз, небось, не одну жизнь ножом обрезал, а глазами сияет, как Иисус со складня. Божьей благодатью переполнен, аж светится. А такую благодать среди наших монахов ещё поискать надобно…»

— Ладно, Вася, сказывай. Всё по-порядку, да без утайки, — поразмыслив, велел игумен.

Темнов долго и подробно рассказывал свою историю. Честно сознался в убийстве приказчика Борового и камнелома Михеева, говорил, как шёл по Камню, от вогульской нечисти да волков прячась, как его нагнал Ялпын Уй и подданных своих гадюк на него науськал, как помирал, да явился ему во спасение отец Прокопий, даже про божью птичку, которая орешками поделилась, упомянул.

Игумен слушал внимательно, мрачнел, но чувствовал — не брешет беглый, на самом деле свидетелем чуда стал, и чудо то ему сердце вправило, душу от греха освободило.

Отец Афанасий человек был строгий и деловитый. Разумел он, что на Уральском Поясе церквей не хватает. Православными храмами, а не стрелецкими пиками, Русь на Камне держалась. Слыхал игумен и про иерея Прокопия, знал, что тот миссионерством занялся, да сгинул. И ежели Васька в самом деле мощи мученика обнаружил, стало быть, должно на том месте церкви стоять.

— Что ж мне делать с тобой, горемычный? — спросил отец Афанасий, когда Васька закончил свой сказ.

— Благослови, батюшка! Клялся я господу, что над волчьей пещерой часовню поставлю! За тем и пришёл — благословление получить! А ежели пожалуете топор и икону, так осчастливите меня безмерно!

— Топор и икону! — такое сочетание покоробило игумена.

— Как же без топора, отче, мне часовню рубить? И что за часовня без божьего лика?

— Складно поёшь, соловей… — ответил игумен задумчиво.

Он долго думал, жевал губы, затем глаза на гостя вскинул, принял решение:

— Дам икону и денег. Инструмент на торжище купишь.

— Отче! — Васька светился, по щекам его слёзы текли, слов благодарности подобрать не мог.

— Ну, будя, будя, — смущённо произнёс отец Афанасий. — Ступай с богом, сруби на том месте часовню, а мощи не земле не бросай, ковчег для них сладь. Как закончишь, пришли весточку, отправлю братьев к тебе на освящение. Выйди пока во двор, обожди там.