Мошенники

— Я пока что… ничего не понимаю… — сказал он.

— Он был убит в Корее.

За рекой в черном небе вспыхнула надпись: “СПРАЙ ДЛЯ ЖАРКИ”.

И слезы. Это были горькие слезы, которые сначала текли очень медленно, с трудом пробиваясь сквозь плотно сжатые веки и прокладывая дорожки по щекам. Плечи ее как-то опустились, она сидела неподвижно, положив руки на колени, как будто окаменев. Потом слезы потекли быстрее, свободнее, а плечи совсем поникли. Никогда раньше он не видел такого откровенного горя. Он отвернулся в сторону. Ему неудобно было наблюдать за ней. Она тихо всхлипывала какое-то время, потом слезы прекратились так же внезапно, как и появились, и лицо ее стало таким же чистым и ясным, как улица, омытая теплым летним ливнем.

— Извини, я очень сожалею, — сказала она.

— Ну что ты.

— Мне давно следовало выплакаться.

— Может быть.

Официант принес заказанные ими напитки. Клинг поднял бокал и сказал:

— За начало новой жизни.

Клер изучающим взглядом поглядела на него. Прошло время, прежде чем она взяла свой бокал и, коснувшись им бокала Клинга, повторила:

— За начало новой жизни.

Выпив все виски сразу, она опять посмотрела на него, но так, будто увидела его впервые. Слезы придали ее глазам какой-то особенный блеск.

— На это может понадобиться много времени, Берт, — сказала она. Голос ее доносился откуда-то издалека.

— Да у меня этого времени в запасе сколько угодно, — сказал он. И тут же, как бы опасаясь, что она его высмеет, пояснил: — Ведь до того, как ты появилась, я только тем и занимался, что старался убить время.

Ему показалось, что она снова готова расплакаться, и он замолчал, а потом, наклонившись к ней через стол, положил ладонь на ее руку.

— Ты… ты очень хороший человек, Берт, — сказала она, неожиданно высоким голосом, как будто с трудом сдерживала рыдания.

— Ты хороший, ты добрый, а кроме того, знаешь, ты ведь еще и красив. Да, да, я в самом деле считаю тебя очень красивым…

— Погоди, вот сделаю прическу, так просто глаз от меня не отведешь, — проговорил он, пытаясь шуткой прикрыть смущение.

— А я совсем не шучу, — сказала она. — Вот ты все время думаешь, что у меня только шутки в голове, а это совсем не так. Ведь на самом деле я… я очень серьезный человек.

— А я это знаю.

— Берт, — сказала она. — Берт.

Она положила руку поверх его руки. Их руки образовали маленькую пирамидку на столе. Лицо ее вдруг стало очень серьезным:

— Спасибо тебе, Берт. Я, знаешь, очень, очень благодарна тебе.

Он не знал, что сказать. Он чувствовал себя смущенно, глупо, но в то же время он был безмерно счастлив. Казалось, что он мог бы сейчас запросто спрыгнуть с этого небоскреба и ничего бы с ним не случилось.

Неожиданно она наклонилась к нему через стол и быстро его поцеловала. Губы ее только на мгновение коснулись его губ, и тут же она отшатнулась от него и сидела теперь очень прямо. Выглядела она при этом как-то неуверенно, подобно маленькой девочке, нежданно-негаданно оказавшейся на своем первом балу.

— Ты… тебе придется проявить терпение, — сказала она.

— Я буду терпеть сколько угодно, — пообещал он совершенно искренне.

Перед ним внезапно возник официант. Он улыбнулся, затем деликатно кашлянул.

— Я тут подумал, — мягко предложил он, — а не поставить ли вам на стол свечи, сэр? Ваша леди будет выглядеть еще прекрасней при свете свечей.

— Прекрасней, чем сейчас, выглядеть просто невозможно, — сказал Клинг.

Официант был явно разочарован.

— Но я… — начал было он.

— А свечи зажгите обязательно, — перебил его Клинг. — Как же можно обойтись без свечей в такой вечер?

Официант расплылся в улыбке:

— Разумеется, сэр. Вы совершенно правы, сэр. А потом вы закажете обед, сэр, я вас правильно понял, сэр? Когда подоспеет время, сэр, я позволю себе кое-что вам порекомендовать, сэр. — Он снова расплылся в улыбке. — Прекрасный сегодня вечер, сэр, не так ли?

— Вечер просто великолепен, — это сказала Клер Таунсенд…

А сейчас он сидел в полном одиночестве в своей меблированной комнате, где по стенам и потолку таинственно метались блики ночного города, и пытался убедить себя в том, что она не умерла. Он разговаривал с ней только сегодня днем. Она шутила про свой новый бюстгальтер. Она просто не может быть мертвой. Она жива и полна жизни. Она по-прежнему остается все той же Клер Таунсенд.

Она мертва.

Он смотрел и смотрел в окно.

Холод и немота сковали его тело. Руки ничего не чувствовали. Он знал, что если попробует пошевелить пальцами, то они не послушаются. Дул теплый октябрьский ветер, но ему было холодно. Неподвижно сидел он в комнате и смотрел на мириады городских огней, на легкое колебание занавески и не ощущал ровным счетом ничего, кроме холодной пустоты, лежащей тяжелым ледяным камнем где-то внутри. У него не было сил двигаться, плакать и вообще чувствовать.

Она мертва.