Мошкара

— А где же оно? — спросил Педро, снова высматривая что-то по сторонам. — Я его видел, когда сворачивал. Ушло?

Белов без слов покачал головой.

— Что с тобой? — испугался Педро.

— Слабость, — наконец выговорил Белов. — Погоди минутку, сейчас пройдет.

— Куда ты его дел? — не унимался Педро. — Может, уже сдохло?

Белов кивнул.

— Это ты его? — Голос у Педро задрожал так, как никогда не дрожал даже перед Лейтенантом.

— Я, — сказал Белов.

7

Впоследствии он с трудом вспоминал, что было потом. Как они добрались до самолета, покинутого на лесной просеке, о чем говорили во время поездки, как хоронили убитого летчика, как перегружали драгоценные ящики с медикаментами, кстати сказать так и не поврежденные в своей герметической цинковой упаковке, Белов не припоминал совсем. Помнилось, что раны самолета оказались не столь опасными, как думал Педро, — где-то в нескольких местах был пробит бак с горючим да разбито боковое стекло «фонаря». Пока Педро, что-то напевая, исправлял повреждения, Белов устало сидел на пне и дремал. А в кабине на обратном пути и совсем заснул, впрочем, ненадолго: возвращение в лагерь по воздуху отняло не более получаса и всю возню с медикаментами он предоставил Лейтенанту и Дюбонне, а сам тотчас же заснул опять, положив голову на докторский стол в его бараке-лаборатории.

Когда он очнулся, сидевший перед ним доктор решительно подвинул к нему стакан чилийского и сказал:

— Сначала выпейте. Это нервное истощение, и только. Пройдет. О дуэли вашей я уже знаю. Но учтите, мне интересно все, — он подчеркнул, — все подробности, все ваши наблюдения и выводы.

Белов рассказал все, как мог. Только мысли плохо припоминались, а главное — были именно мысли.

Дюбонне поморщился и сказал:

— Разрешите, я буду спрашивать. Как оно появилось? Внезапно?

— Да.

— Случайно?

— Думаю, нет. Вероятно, есть еще дополнительная настройка.

— Я знаю. На аммиак. Только люди, в отличие от животных и растений, испаряют аммиак через кожные поры.

— Слабенькая настройка, — сказал Белов, — без наводки.

— А как близко вы его подпустили?

— Метра на три.

— А потом?

— Закрыл глаза.

— Понятно.

— Представил себе его в плексигласовом ящике. Между прочим, он сейчас же начал растекаться по стенкам. Я приоткрыл один глаз — действительно растекается.

— В воздухе?

— В воздухе. Но я видел его с закрытыми глазами именно в камере. Затем нагрел ее. Вообразил, что нагрел.

— Я не идиот, — оборвал его Дюбонне. — На сколько градусов?

— Думаю, тысячи на две. Мне так хотелось.

— Значит, вспышка?

— Как молния. Только ярче. Я бы ослеп, если б действительно видел.

— Что же вам подсказало эту мысль?

— Вы сами. Вы буквально натолкнули меня на нее.

Дюбонне все еще не понимал.

— Так ведь вы же выдвинули предположение о настройке системы на эмоциональные восприятия. Я подумал: а что, если моделировать восприятие? Если верна гипотеза, любой зрительный образ вызовет ответную реакцию. Тогда и реакция зависит от нас.

— Мысль-локатор, — задумчиво произнес Дюбонне, — мысль-наводка…

— И мысль-команда.

Реплика Белова чем-то насторожила доктора. Он вскочил и, по своей привычке думать на ходу, зашагал по глинобитному полу барака.

— Минутку, — проговорил он, не глядя на Белова, — это надо обдумать.

Несколько раз снова молча прошелся мимо Белова, потом вдруг отдернул занавеску камеры. Знакомый серый ком из угла, покачавшись на месте, поплыл к стеклу.

Дюбонне смотрел на него до тех пор, пока ком не стал блином, прилипшим к стеклянной стенке.

— Сейчас я повторю ваш опыт, — сказал доктор, обернувшись к Белову.

— Отсюда? — спросил тот.

— Нет, я должен повторить его в тех же условиях. В условиях одной и той же внешней среды. А здесь нас разделяет стекло. Здесь я в безопасности. Может быть, опасность тоже фактор, который приходится учитывать?

— Стоит ли? — сказал Белов.

— Почему?

— А вдруг?

— Гипотеза не верна? — озлился доктор. — Или энергетическая мощь вашей мысли больше моей?

— Страшно ошибиться… — Глоток вина застрял у Белова в горле, он закашлялся. — Очень страшно.

— Эксперимент должен быть многократно повторен и проверен. И в тех же условиях. — Доктор подошел к двери. — А теперь наблюдайте. Только осторожно, прищурьтесь хотя бы, чтобы его не отвлекать.

Дюбонне вышел и тотчас же появился в камере. Он не закрывал ни ушей, ни глаз.

Серый ком оторвался от стекла и поплыл навстречу доктору. Тогда тот закрыл глаза рукой. Ком неловко повис в воздухе и закачался, как волчок на нитках.

Бесформенный бугорчатый волчок из кое-как слепленной серой глины.

Белов смотрел сквозь опущенные ресницы. Доктор и волчок не двигались. Рука доктора по-прежнему прикрывала глаза, волчок по-прежнему покачивался и вздрагивал. Сколько секунд прошло, Белов не считал, но едва ли больше минуты. И волчок вдруг начал бледнеть и таять, только серая грязь не стекала, а испарялась. Сначала это был дым, потом и он растаял, оставив на полу лужицу серой кашицы. Доктор опустил руку, подошел к тому, что полминуты тому назад еще было большим серым комом, а сейчас уменьшилось до грязного пятна на полу, нагнулся и осторожно собрал в пробирку останки «эль-тигре».