И все эти сотни тысяч людей, что не сгинули, не попали в плен, а бились с лета до зимы, отражали атаки и сами переходили в наступление. Их отбрасывали, но они утирали кровавые сопли и снова кидались в бой.
А в итоге немцев притормозили гораздо дальше от Москвы, чем в том 1941-м, что был Жилину памятен.
Не сказать, что «Тайфун» выдохся в жалкий сквозняк – фашисты еще очень сильны. Просто красноармейцы подкопили опыта, все чаще брали в руки лучшее оружие, и командовать ими стали не «герои Гражданской войны», знавшие одну стратегию – переть буром, а настоящие боевые генералы, обученные нужнейшей профессии – Родину защищать.
Что интересно, не все командармы или члены Военного совета фронта уцелели. Кого-то снимали, заменяя более способными стратегами, а кое-кто просто исчезал.
Пропал генерал Власов. Куда-то делся Хрущев…
Но это были потери во благо. Нынче на поле боя сошлись две Силы, и ни одна не хотела уступать.
Гитлер визжал на своих фельдмаршалов, требуя взять Москву во что бы то ни стало, а Ставка Верховного Главнокомандования готовилась к переходу в контрнаступление…
…– Летный состав! На построение!
Трава на аэродроме чуть поседела от мороза, и унты впечатываются в нее с различимым хрустом. Полная тишина в небе, на земле ни малейшего дуновения. Над верхушками деревьев восходило крупное, свеже-розовое солнце.
– Первая и вторая эскадрилья – в полной готовности, третья – на прикрытие. Группа штурмовиков нанесет удар по немецким войскам южнее Тулы – там станция, а рядом аэродром. Все понятно?
– Понятно… – ответили два-три голоса, остальные пилоты просто кивнули.
– Прошу особо обратить внимание на линию фронта, – сказал командир полка. – В случае неприятностей тяните на свою территорию. В бою от группы не отрываться. Вылет через час. Разойдись!
Ровно через час эскадрильи вылетели, группируясь в четверки.
Жилин поморщился чуток – он не любил ноябрь.
Формально – тоже осень, но по факту – зима. Или предзимье.
Хорошо бывать в октябрьском лесу – солнце светит, но не греет, тихо вокруг, слышно, как листья опадают, шурша о ветви.
Очей очарованье.
Поневоле настроишься на светлую печаль, разделяя мысли и чувства Александра Сергеевича. А в ноябре слишком холодно для прогулок. Предзимье уныло и хмуро, три краски господствуют в мире – белая, серая и черная.
Небо затянуто хмарью, земля выбелена снегом, сквозь который проглядывает мерзлая чернота. Не грустно – скучно. И зябко.
Как его зять говорит: «Не комфортно-с». Да-с…
– Я – «Москаль». На два часа – «горбатые». Бауков, берешь снизу, я – сверху.
– Принял.
Дюжина «Илов» шла на полутора тысячах метров.
– Привет, «малышня»! – раздался в эфире жизнерадостный бас. – «Маленькие», следите, чтобы плохие дядьки не обижали «больших»!
– Уследим как-нибудь. Ты, «Кикимора»?
– Так точно!
Саша Митрофанов, с позывным «Кикимора», взлетал не с поля даже, а с замерзшего болота. Отсюда и позывной.
Правда, комэск сам его выбрал – с чувством юмора у Санька все было в порядке.
– Приготовиться к атаке!
Под крылом «МиГа» промелькнула линия фронта, отмеченная воронками и горевшими танками. Вскоре показалась железнодорожная станция, и самолеты тут же были встречены «праздничным салютом» – заговорили зенитки.
– Четверке Бегельдинова подавить зенитную артиллерию!
Две пары «Илов» отвернули, почти сразу же выпуская «эрэсы» – на позициях ПВО за полуразваленным депо заблистали разрывы.
Накрыли вроде.
Штурмовики выстроились в круг, завертелись, насылая на фрицев бомбы, «эрэсы», снаряды. В белом облаке пара скрылся черный паровоз. Немцы в серых шинелях бегали по путям, как мыши, то и дело пятная снег яркими красными мазками.
Лейте, лейте кровушку! За что боролись, на то и напоролись.
Но весь боеприпас «горбатые» не раздавали, берегли для «соседей».
Жилин лег в разворот, обозревая сверху поле немецкого аэродрома. Там полный переполох.
«Мессершмитты» и «Юнкерсы», не выруливая, взлетают прямо с мест стоянок, с задних точек бомбовозов строчат пулеметы, «лают» десятки зениток.
– С круга прикройте! «Маленькие», это и к вам относится.
– Прикроем.
Шестерка «Илов» атаковала самолеты, стоявшие на старте. Два «Мессера» один за другим опрокинулись, мигом превращаясь в груды обломков. Вторая пара столкнулась на взлете и, пылая, врезалась в строй бомбардировщиков. Вспыхнуло несколько «Хейнкелей».
Меткие бомбы подорвали склад боеприпасов – огонь хлынул волной вкруговую. Картинка!
С востока приближались пять «лаптежников» – отбомбившись, «Ю-87» торопились в «конюшню», а тут такая встреча. «Лапотники» выстроились в «круг», то скрываясь в облаках, то выныривая.
– «Маленькие»! «Худые» со стороны солнца! Они – ваши.
– А «лапти» видишь?
– Я ими сейчас подзаймусь!
– Смотри…
– Порядок!
«Кикимора» набрал высоту, выпустил шасси, чтобы походить на «Ю-87» – и нырнул в облака.
Подкрался и вынырнул, пристраиваясь в хвост «лаптежнику».
Короткой очередью сбил немца и скрылся в облаках. Фрицы ничего, наверное, и не поняли, а Саша снова явился по их души – пристроился сзади очередного «лаптя».
Очередь. Готов. Так и вогнал в землю все пять «Юнкерсов».