Это хокку ситё написал собственной кровью, полоснув себя катаной поперёк живота. Германизация европейской части России оказалась успешней, каждому приятно считаться «белокурой бестией», чьи предки-арии пришли из окрестностей горы Кайлас со свастикой на склоне. А не «косоглазой япошкой — обезьяной с пальмы». Да, в самом Москау культура Ниппон коку популярна сугубо потому, что экзотический Токио далеко, а здешние люди на дух не переносят «азиатчины». Сколь полиция ни запрещала подпольные сообщества, где пьют чай из самоваров, они лишь множатся и множатся.
— Ваше сакэ, достопочтимый сюдзин. Заклинаю Аматэрасу, обратите внимание.
Официантка, кланяясь в пояс, подаёт мне на подносе фарфоровый кувшинчик.
Я киваю. Трясущейся рукой наливаю жидкость в чашечку. Выпиваю залпом.
Мать вашу в Нибелунгов. Горит, как огонь в глазах Локки. До чего ж хорошо.
Капуста упруго хрустит на зубах. Жизнь возвращается. Ну-ка, по второй. Кажется, здесь начинаешь даже думать в стиле хокку. Зачем нужен аспирин, если есть самогончик?
Ольга появляется передо мной внезапно. Сначала я принимаю её за официантку — она тоже закутана кимоно, чёрное, расшитое жёлтыми драконами. Девушка усмехается.
— Я гляжу, арийский лак слез с вас быстро. На водку перешли? А где шнапс?
Я ничуть не смущён. После того, ЧТО случилось, я выпью и стеклоочиститель.
— Шнапс в переводе с немецкого — тот же самогон. — Я вновь тянусь за капустой. — Просто, может быть, более деликатный. Присаживайтесь. Вы достали то, что я просил?
Она кивает. Извлекает чемоданчик из-под стола, внутри — портативный компьютер-«бух». «Сони», конечно. Тот самый, которым пользуются только истинные арийцы. Беленький, очень симпатичный. Лизнув палец, я касаюсь кнопки: система автоматически распознаёт мою ДНК. Начинается загрузка. Светится экран — система «Сакура», как обычно, думает долго, с подвисаниями. Слышна чарующая музыка колокольчиков.
— Взяла в аренду, — отвечает Ольга на немой вопрос. — Пятьсот иен, заплатила картой.
Я стучу по клавишам. Захожу в раздел Сёгунэ, где у меня особый кабинет с управлением видеокамерами. Я могу смотреть запись из любой точки в мире. Три камеры установлены в храме Одина, две в моей квартире. Пароль — asgard: не очень изобретательно, согласен. Ставлю режим «реального времени», поворачиваю камеру.
…В храм Одина набилось столько народу, яблоку упасть негде. Многие в пятнистом камуфляже и чёрной форме — спецназ СС. Есть люди и в штатском. Они оглядываются вокруг. Ходят. Рассматривают. Камера транслирует картинку с «зерном», но на лицах заметна печать удивления. Ещё бы. Я сам так удивлялся, придя в себя после обморока. Алтарь с жертвенником
Отрядом военных командует человек в серой рубашке и серых же брюках. Отдаёт приказы. Они вытягиваются перед ним, он большой начальник. Его лицо мне незнакомо. На всякий случай подвожу камеру ближе. Он поворачивается. Я делаю снимок — один, второй. Изображение вдруг вспыхивает и резко гаснет. В чём дело?
— Он выстрелил в камеру, — спокойно поясняет Ольга. — С минуты на минуту эти люди будут в вашей квартире. Вот почему мы здесь. Меня прорезало предчувствие, что моё убежище скоро обнаружат, за мной придут… в ближайшее время. Я не ошиблась.
Со щелчком закрываю крышку «буха». Наполняю фарфор самогоном.
— Зер гут. — Я вдыхаю первозданный аромат деревенского первача. — Восстановим события по крупицам. Хотя, собственно, там нечего и восстанавливать. Я вернулся домой. Вы были прикованы наручниками к постели. Я подошёл к вам, чтобы их отстегнуть…
Я обвожу взглядом залив: над океаном кричат чайки. Официантка вежливо кланяется очередному посетителю. Выдохнув, залпом выпиваю. Хватаю палочками капусту.
… — и мы оказались здесь. За десять тысяч километров от Москау. Что произошло?
Она тихо смеётся. Поправляет чёрные волосы. Она чертовски хороша в этот момент.