Москит. Конфронтация

— Получается, что так, — подтвердил Городец и поморщился. — Чертовски досадно, что телесные наказания в армии отменены. Влепить бы тебе десяток горячих! Но нет, так нет. По-другому отработаешь.

— Это как?

— Доставишь кое-кого кое-куда и вернёшь обратно в целости и сохранности. Вернёшь, как бы паршиво ни пошли дела и как бы ни хотелось вернуться одному.

Я немного оскорбился даже.

— Да что же я не понимаю, что ли?

Городец подался вперёд и подтвердил:

— Не понимаешь, Петя. Пока ещё не понимаешь. Но я тебе так скажу: оправданий не выполнить приказ ты сможешь придумать превеликое множество. И наверняка испытаешь такой соблазн. Вот тогда-то и вспомни о том, что ты мне должен. Вернёшь человека обратно — будем в расчёте. Не вернёшь, я с тебя так спрошу, что небо с овчинку покажется.

— Ну что вы заладили? — возмутился я да так и замер с открытым ртом.

Аж морозом всего продрало и дыхание перехватило, потроха стянуло узлом, а в голове безумно быстрым пульсом забилось: «доставишь и вернёшь», «доставишь и вернёшь», «доставишь и вернёшь»!

Но ведь это, это ведь…

Такой смеси эмоций я не испытывал даже во время трибунала. Ужас и восторг. Ужасный восторг. Восторженный ужас. Желание забиться в угол, зажать голову руками и заорать в голос: «да, да, да!». И всё это — мелко нарубленное и вперемешку, одно от другого не отделить, нечто целое не вычленить.

— Ну вот до тебя и дошло, — с удовлетворением произнёс Георгий Иванович и поднялся из-за стола. — Перекусил? Вот и чудненько. Пойдём-ка прогуляемся.

На выходе из комендатуры мне вручили одежду, убранную в бумажный пакет, а Городец дал знак водителю служебного автомобиля следовать за нами и двинулся вдоль по улице. Я шёл, будто пьяный, словно вчерашний коньяк снова в голову дал. В душе — полнейший раздрай. Но начинать разговор с чего-то было нужно, приноровился к быстрому шагу спутника и спросил:

— Уже знаете, да?

— Работа такая — всё знать, — заявил Георгий Иванович. — Что сдержался и скандал не закатил или кулаками махать не стал — молодец, хвалю. А вот попытку утопить печали в бутылке категорически не одобряю.

— У меня день рождения вчера был!

Городец остановился и развернулся ко мне, потом спросил:

— И на фронт ты не из-за разбитого сердца попросился?

— Ну…

— Баранки гну!

Мы двинулись дальше, я не утерпел и спросил:

— А это вообще обязательно?

— Что именно? Посетить источник в Джунго или взять с собой Герасима Сутолоку?

Я тяжко вздохнул. Попасть в источник-девять я должен был любой ценой — на кону стояла моя будущность в качестве оператора. Я не откажусь, у меня приоритеты. Но иметь дело с этим, с этим…

— Второе, — коротко сказал я.

— Обязательно. Если не можешь ручаться за себя — скажи, уж лучше мы сейчас всё отменим. Не придётся на себя ответственность брать и бояться, что у тебя вдруг ретивое взыграет.

— Вы же знаете, что я не откажусь. Хотя… — Я замер, поражённый неожиданной мыслью. — Два месяца, Георгий Иванович! Вплоть до достижения нижней суперпозиции операторы должны посещать источник раз в два месяца. Это что же — нам придётся постоянно туда-обратно мотаться?

— Не придётся, — уверил меня Городец. — Вы всё же не сопливые соискатели, какой-никакой суперпозиции и тот, и другой уже достигли. У перенастройки на другой источник немного иные правила, не пропадут твои способности, не бойся. Но пахать придётся каждый день. Готов работать над собой?

— Всегда готов! — ответил я девизом скаутов.

— И Герасима обратно привезёшь?

Я досадливо поморщился и сказал:

— Привезу.

— Обещаешь?

— Да обещаю я! Обещаю! Почему нет-то? Это ведь не он Лию отбил, она сама к нему ушла!

Георгий Иванович хмыкнул:

— А чего ж тебя воротит так от одного его имени тогда, рассудительный ты наш?

— А я не обязан испытывать к нему тёплых чувств!

— Вот и я о том же. А тебе, на минуточку, придётся поучаствовать в его карьерном росте и оказать содействие в возвращении сверхспособностей. Если ещё лелеешь надежду отбить подружку, тебе это как острый нож в сердце.

— Не надо о ножах, — поморщился я. — Я ведь и сам способности вернуть хочу. И вообще — что вы все носитесь с этим Герасимом? Чем он так ценен, что целую операцию под него готовите да ещё меня через колено ломаете?

Георгий Иванович ухмыльнулся едва заметно, одним лишь уголком рта, чем зародил подозрение, что всё далеко не столь просто, как преподносится мне сейчас, но отмалчиваться не стал и пояснил:

— Герасим Сутолока — это как ты с Мишей Поповичем вместе взятые. Теоретик и практик в одном флаконе. В подробности я не посвящён, знаю только, что ему какая-то серьёзная роль в одной из наших операций отводилась. Он с младых ногтей в «Синей птице» воспитывался, по нашему профилю его чуть ли не со школьной скамьи натаскивать начали.

«Синей птицей» именовался интернат при РИИФС для малолетних вундеркиндов, коих готовили в операторы, но меня заявление собеседника ни в чём не убедило.

— Незаменимых нет! — отрезал я.

— Нет, — с тяжёлым вздохом признал Георгий Иванович. — Но одни люди незаменимей других.

— В самом деле?

Городец вздохнул.

— Петя, ты ведь понимаешь, что всё это не предназначено для разглашения?